Джордж Мартин - Буря мечей. Книга I

— Ты совсем еще дитя, — сказал он. Санса прикрыла груди руками.

— Я уже расцвела.

— Ты дитя, но я хочу тебя. Тебе страшно?

— Да.

— Мне тоже. Я знаю, что я урод...

— Нет, ми...

Тирион встал.

— Не лги мне, Санса. Я безобразный маленький человечек, но... — (Санса видела, что он подбирает слова), — в постели, когда свечи погашены, я не хуже всякого другого мужчины. В темноте я все равно что Рыцарь Цветов. — Он выпил еще вина. — Я щедр, верен тем, кто верен мне, и доказал, что я не трус. А ума у меня больше, чем у многих других — это тоже чего-нибудь стоит. Я даже добрым могу быть. Ланнистерам, боюсь, доброта не присуща, но какие-то ее крохи во мне есть. Тебе... могло бы быть хорошо со мной.

«Он боится не меньше, чем я», — поняла Санса. Это, наверно, должно было пробудить в ней более теплое чувство к нему, однако не пробудило. Она чувствовала одну только жалость, а жалость убивает желание. Он смотрел на нее и ждал каких-то слов, но слова изменили Сансе, и она стояла молча, дрожа всем телом.

Поняв, что ответа не дождется, Тирион залпом допил свое вино и сказал с горечью:

— Понимаю. Ложись в постель, Санса. Исполним свой долг. Она взобралась на перину, чувствуя на себе его взгляд.

Рядом с кроватью горела душистая свеча, между простынями разбросали розовые лепестки. Санса хотела укрыться одеялом, но он сказал «нет».

Она, дрожа от холода, тем не менее подчинилась, закрыла глаза и стала ждать. Она слышала, как муж снимает с себя сапоги и раздевается. Когда он вспрыгнул на кровать и положил руку ей на грудь, Санса невольно содрогнулась. Она так и не открыла глаз, и каждый мускул в ее теле напрягся. Что он будет делать дальше? Снова прикоснется к ней? Поцелует? Может быть, ей уже следует раздвинуть ноги? Она не знала, что от нее требуется.

— Санса. — Он убрал руку. — Открой глаза.

Она дала обещание повиноваться ему и сделала, как он велел. Он сидел, голый, у ее ног. Под его животом из гущи жестких желтых волос торчал напряженный мужской стержень — единственное, что в нем было прямого.

— Миледи, вы прекрасны, в этом нет сомнений, но... я не могу. Пусть отец провалится в пекло со своим приказом. Мы подождем, месяц, год, зиму — сколько бы ни понадобилось. — Его улыбка должна была приободрить Сансу, но из-за покалеченного носа сделала его лицо еще более уродливым и жутким.

Смотри на него, смотри, говорила себе Санса. Это твой муж. Септа Мордейн говорила, что все мужчины по-своему красивы — постарайся найти в нем красоту. Коротенькие ноги, безобразный выпуклый лоб, один глаз зеленый, другой черный, красный обрубок носа и розовый шрам, жесткая борода из спутанных черно-золотистых волос. Даже член у него уродливый, толстый и жилистый, с багровой головкой. Нет, это просто нечестно — чем она согрешила перед богами, что они так наказывают ее?

— Клянусь честью Ланнистера, — сказал Бес, — я не трону тебя, пока ты сама не захочешь.

Собрав все свое мужество, она посмотрела в его разные глаза и спросила:

— А что, если я никогда не захочу, милорд?

Его рот дернулся, как будто она дала ему пощечину.

— Никогда?

У Сансы перехватило горло, и она молча кивнула.

— Ну что ж, для бесов вроде меня боги создали шлюх. — Он сжал свои короткие пальцы в кулак и слез с кровати.

Каменная Септа была самым большим городом, который Арья видела после Королевской Гавани, и Харвин сказал ей, что здесь произошла битва, в которой одержал победу ее отец.

— Люди Безумного Короля охотились за Робертом, стараясь схватить его до того, как он соединится с вашим отцом, — рассказывал он, когда они въезжали в ворота. — Его ранили, и он отлеживался у своих друзей, а тогдашний десница лорд Коннингтон занял город с большим войском и стал обыскивать дом за домом. Но Роберта он найти не успел, потому что лорд Эддард и ваш дед подошли к городу и взяли приступом его стены. Лорд Коннингтон оказал им отчаянное сопротивление. Бои шли на улицах и даже на крышах домов, и все септоны звонили в колокола, призывая горожан покрепче запереть свои двери. Услышав звон, Роберт вышел из укрытия и тоже вступил в бой. Говорят, что в тот день он убил шестерых человек, в том числе Милса Моутона, знаменитого рыцаря, оруженосца принца Рейегара. Он и десницу убил бы, но им не довелось сойтись в битве. Коннингтон тогда ранил вашего деда Талли и убил сира Денниса Аррена, любимца всей Долины. Но, увидев, что битва проиграна, он улетучился с быстротой грифонов, которых носил на своем щите. Эту битву потом назвали Колокольной, и Роберт всегда говорил, что ее выиграл ваш отец, а не он.

По виду города Арья рассудила, что здесь и в последнее время не обошлось без битв. Городские ворота были новые, из сырого дерева, а от старых осталась только куча обгорелых досок.

Держали их на запоре, но капитан стражи, увидев приезжих и узнав их, открыл для них калитку.

— Как у вас с едой? — спросил его Том.

— Лучше, чем раньше. Охотник пригнал стадо овец, и через Черноводную ведется кое-какая торговля — к югу от реки урожай уцелел. Многие, конечно, точат зубы на наше добро — то волки, то Скоморохи. Все чего-то хотят: не съестного, так золота или женщин, а не то подавай им Цареубийцу. Говорят, он ушел прямо из рук у лорда Эдмара.

— Лорда Эдмара? — нахмурился Лим. — Так лорд Хостер умер?

— Не умер, так скоро умрет. Думаете, Ланнистер пробирается к Черноводной? Охотник говорит, это самый короткий путь к Королевской Гавани. Он, Охотник, рыщет вокруг со своими псами. Если сир Джейме где-то поблизости, они его найдут. Эти собачки медведя могут разорвать, я сам видел. Думаю, лев им тоже по вкусу придется!

— От растерзанного трупа пользы никому не будет, — сказал Лим, — и Охотник это понимает не хуже кого другого.

— Когда эти западники нагрянули, они изнасиловали его жену и сестру, сожгли его урожай и сожрали половину его овец, а другую половину прирезали просто так, назло. И бросили ему в колодец шестерых убитых собак. Я бы сказал, что его растерзанный труп очень бы даже устроил — как и меня.

— Ну и дурак, — сказал Лим. — А про Охотника скажу: будет лучше, если ничего такого не случится.

Арья ехала между Харвином и Энги по улицам, где когда-то сражался ее отец. На холме стояла септа, а под ней — крепость из серого камня, слишком маленькая для такого большого города. От каждого третьего дома на их пути остались только обугленные стены, и людей не было видно.

— Здесь что, всех жителей перебили?

— Нет, они просто стесняются чужих. — Энги показал ей двух лучников на крыше, а в развалинах пивной рылись перепачканные сажей мальчишки. Чуть дальше булочник открыл ставни и поздоровался с Лимом. На звук его голоса из укрытий вышли еще люди, и Каменная Септа стала потихоньку оживать.