Андрей Рымин - Доля слабых

Буря… Настоящая Буря! Не вихрь, не ураган, не гроза. Здесь другое. Настолько другое, что и описать сложно. Все четыре стихии словно с ума посходили — округа ревет и беснуется. Жуткое зрелище. И ведь по всему миру так. Вдоль всей Кругосветной Стены и вдоль внутренних гор — повсюду одно и то же творится. Не врут летописцы, действительно, Буря из бурь. Та самая, легендарная Разрушительница. Сотни лет мир не видел ее, но теперь пришло время!

Возле гор сущий ад: землю трясет, скалы рушатся, град обломков без устали колотит размякшую почву. Грохот стоит такой, что хоть в уши воск лей. И это за милю от кручи! Время от времени с высоты прилетают совсем уж огромные глыбы, и тогда вся округа подпрыгивает. В такие моменты главное: на ногах удержаться — пляшешь, словно на палубе в шторм. Да и земля, что вода — от ударов волнами катится. Ближе к горам совсем заболотилась. Вон, как камни засасывает!

Бурую безжизненную равнину, зажатую между скалистых стен, будто вскрыл нож гигантского мясника. Широченная трещина рассекла дно каньона точно посередине и уходит куда-то на юг. Из нее валит пар. Весь разлом заволокло — над головой пелена облаков, вокруг полумрак. Бежишь, как в огромной пещере. Воздух влажный и теплый. В нос лезет навязчивый запах протухших яиц. Жарко, душно, дышать тяжело. Во рту горько. Вязкая жижа, в которую превратилась земля, тут и там набухает огромными пузырями. Вот, где верная смерть! Стоит такой шишке лопнуть, и к небу взмывает фонтан кипятка. Не отскочишь — враз сваришься!

Йенну уже пару раз зацепило горячими брызгами. Спрятаться тут негде — последнее дерево далеко позади осталось. Жгучие капли раскрасили красными пятнами кожу, но то ерунда — ожоги бежать не мешают. Вечной вообще боль телесная нипочем. Долгая жизнь научила терпеть, шесть веков — срок не шуточный. Были бы кости целы, а уж всякие царапины и синяки заживут на ходу.

Да и другим мысли женщины заняты. Не до того ей сейчас, чтобы Бури бояться. Горе все чувства затмило — внутри пустота. Ни страха, ни боли, ни жажды с голодом, ни усталости, и только тяжесть потери на сердце давит. Такой груз, что и Вечной надорваться впору. Вроде и вес никакой, а нести мочи нет. Который день уж пошел, как оно все случилось, должно бы уже полегчать. Ан нет — только хуже становится. Тело женщины еще полно сил, а душа уже напрочь измотана. Разум Вечной все чаще уносится в воспоминания, лишь изредка возвращаясь назад.

Вот и сейчас то же самое происходит. Только что с Бурей боролся живой человек, и вдруг раз! Взгляд меняется, напряжение сходит с лица… Все! От Йенны здесь одна оболочка. Ноги сами бегут, глаза сами путь выбирают, мысли же обращены в прошлое — она вся уже там.

— Ну все, доченька, дальше вы с дядей Дамаром поедете сами. Пора нам прощаться. — Губы матери улыбаются, но в глазах блестят слезы.

На развилке тропы посреди зимнего припорошенного ночным снегопадом леса маленькая, закутанная с головы до пят в теплый плащ девочка прижимается к присевшей возле нее женщине. Чуть в стороне кряжистый чернобородый мужчина, спешившись, удерживает под уздцы двух навьюченных лошадей. Ему разговор не слышен.

— А ты скоро вернешься? — В голосе малышки страх смешан с надеждой.

— Скоро, Йеленька. Скоро. Вот только отведу глаза плохим людям и сразу вернусь.

— А ты нас найдешь?

— Найду. Я же Вечная, — подмигивает девчушке женщина. — Как и ты, кстати. Смотри не забывай, Лапонька, кто ты есть. Только болтать — не болтай.

— Да знаю я, — обижается малышка. — Я же уже большая, скоро шесть будет. Раз ты сказала — тайна, значит, молчу.

— Умничка моя, как я тебя люблю. — Губы матери нежно целуют раскрасневшуюся на морозе детскую щеку. — Я знаю, что ты уже взрослая. Не обижайся.

— Я и не обижаюсь. Просто мне грустно, что ты уезжаешь.

— Не грусти, Солнышко. Я же пообещала, что скоро вернусь. — Тепло поцелуя ощущает вторая щека. — А еще у меня для тебя подарочек есть. Ну-ка, где там твоя шейка запряталась?

Руки матери ныряют под капюшон дочкиного плаща и, подобрав нечесаные волосы, застегивают на шее у девочки тоненькую цепочку. Холодные звенья на миг обжигают кожу, а продолговатый кулончик, блеснув синим камешком, падает глубоко за пазуху.

— Теперь у тебя два секрета. Храни мой подарок и никому, кроме дяди Дамара, о нем не рассказывай. А лучше спрячь его, как осядете и без повода не доставай. — Улыбка уже пропала с лица женщины, глаза смотрят серьезно. — Он волшебный, и многие захотят его отобрать, если увидят. Потом, когда совсем вырастешь, я тебе все про него расскажу, а пока просто храни. Договорились?

— Да, мамочка.

— Ну и славненько.

Женщина еще раз целует дочку и, поднявшись, направляется к наблюдающему за сценой прощания бородачу. Переговорив о чем-то с мужчиной, Вечная снова возвращается к девочке, берет ее на руки и относит к Дамару, уже забравшемуся в седло. Звучат последние ласковые слова, и лошадь увозит маленькую Йенну от матери. Вновь поваливший снег медленно засыпает пока еще темные отпечатки копыт. К вечеру все следы заметет, как и не было.

Шесть веков прошло, а Йенна до сих пор помнила момент расставания с матерью в мельчайших подробностях. Память Вечных — занятная штука. Один раз увидел и никогда уже не забудешь. Даже, если забыть очень хочется.

Мать, несмотря на все свои обещания, так и не вернулась. То ли виной тому стали те самые «нехорошие люди», от которых они убегали тогда, то ли, что вероятнее, Вечную изловили церковники, а это — верная смерть. В те времена Братство, как раз начинало очищать имперские земли от скверны. После минувшей Бури вера даргонцев проникла на юг и всего-то за год-другой расползлась по всем семи графствам. На Проклятых, как стали в ту пору называть бессмертных в Империи, обозленный народ с одобрения и при поддержке властей вел настоящую охоту.

Многие сотни лет люди с Вечными жили в добром соседстве, одни дела делали, одну страну строили, одно вино пили, а тут, словно с цепи все сорвались. Стоило императору подписать указ, и полились реки крови. Зависть — страшная сила. Понятно, что за свою долгую жизнь большинство Вечных успевали скопить огромные состояния. Дома, земли, промыслы, лавки, лучшие лошади и оружие, драгоценные украшения и коллекции древностей. В общем, пограбить что было.

А вот чего у бессмертных не было, так это титулов. Вся знать Империи, как то еще со времен Денниса-объединителя повелось, состояла исключительно из людских родов. Так что в охоте на Проклятых наравне с простым людом и Братьями активно участвовали и благородные господа. Их рвение объяснялось еще проще. Далеко не каждый барон мог похвастаться капиталами сопоставимыми с богатствами Вечных, а уж про власть и говорить не приходится.