Брайан Херберт - Песчаные черви Дюны

— Вспомните, за бортом у нас есть и другие враги, не только роботы. У Омниуса есть армия лицеделов, которую он может натравить на нас. Этим оружием можно убивать их.

Маленький человечек, улыбнувшись тонкими губами, провозгласил:

— У меня есть свой способ помочь. Еще до того, как нас взяли в плен, я начал готовить особый яд, поражающий лицеделов. Я изготовил шестьдесят канистр на случай, если нам придется заполнить ядовитым газом атмосферу корабля. Выпустите этот газ на улицах города. У человека он может вызвать лишь легкую тошноту, но для лицедела он, безусловно, смертелен.

— Остальное мы довершим оружием — или голыми руками, — сказала Шиана и обернулась к рабочим: — Несите канистры. За бортом идет бой!

Люди воинственно устремились на улицы сквозь прорезанное в корпусе «Итаки» отверстие. Шиана возглавила воинство Бене Гессерит. Преподобные Матери Калисса и Эльен вели свои отряды по меняющим конфигурацию улицам в поисках подходящих мишеней. Преподобные Матери, послушницы, мужской персонал ордена, прокторы и рабочие, неся в руках ружья, бежали по улицам, многие из них не сделали еще ни единого выстрела.

Издав воинственный клич, вооруженный до зубов Дункан выбежал на улицы машинной столицы. В своей первой жизни он успел присоединиться к Паулю Муад'Дибу и его фрименским федайкинам в их кровавых налетах на посты Харконненов. Но здесь ставки были выше, и Дункан был намерен вести себя по-другому.

На улицах Синхронии царило смятение, здания то вздувались, то опадали, подчиняясь какому-то собственному ритму, извивались, будто в предсмертной агонии. Черви Лето уже подкопались под фундаменты главных зданий, разрывали конструкции из текучего металла, обрушивали высокие башни. Где-то далеко, на просторах галактики, флот мыслящих машин вел свою последнюю битву. Дункан подумал о Мурбелле: если она жива, то тоже сражается с Врагом.

Улицы заполнились рядами боевых роботов. Они появлялись из переулков, стреляя из стволов, вмонтированных в их обтекаемые корпуса. Сестры Бене Гессерит уклонялись от прямого столкновения, искали укрытия и выбирали подходящие цели. Лазерные лучи проделывали дымящиеся отверстия в железных телах роботов, начиненные взрывчаткой снаряды разносили их на оплавленные куски.

Очертя голову Дункан кинулся в схватку, применяя давно дремавшие в нем навыки мастера меча. Он атаковал ближайших роботов. Работал он маленьким гранатометом и ультразвуковым вибратором — при соприкосновении с корпусом робота такие вибраторы как дубиной били его мощнейшим ультразвуковым импульсом.

На людей со всех сторон набросились и лицеделы. Боевые роботы обратились теперь против червей. Первые ряды лицеделов состояли из существ с бесформенными плоскими лицами. Вооружены были эти хамелеоны оружием, сконструированным мыслящими машинами.

Когда из канистр Скиталя стал, клубясь, вытекать серо-зеленый газ и расползаться среди лицеделов, они сначала не поняли, что происходит. Но вскоре они начали падать и извиваться в предсмертных корчах, мясо сползало с костей. Лицеделы слишком поздно осознали опасность, и когда начали отступать, бойцы Шианы сумели пустить газ в самую гущу врагов.

Люди Бене Гессерит продолжали наступать. Люди рвались вперед. Дорогу загородили сменившие форму металлические здания. Команды подрывников быстро заложили под их фундаменты мины. Взрыв поднял на воздух железные конструкции. Шиана приказала своим людям укрыться, но когда обломки башен рухнули на землю, люди снова ринулись вперед.

Дункан решил повернуть назад. Расположенный в центре города гигантский яркий храм притягивал его словно магнит, звал словно путеводный маяк. Все замыслы всемирного разума концентрировались в этом храме. Дункан знал, что там внутри находится Пауль Атрейдес, который в эти минуты сражается или умирает. Инстинкт, заложенный в Дункане еще со времен его первой жизни, властно говорил ему, где надлежит сейчас быть. Он должен быть рядом с Паулем в логове врага.

— Отвлеки внимание машин, Шиана. Даже у всемирного разума не хватит ума драться сразу на многих направлениях. — Он дернул головой в сторону храмового здания. — Я иду туда.

Она не успела ничего ответить. Дункан уже исчез.

Врач Сук, обладавший опытом древнего старца и телом подростка, склонился над умирающим Паулем. Несмотря на то, что он ввел все имеющиеся в его распоряжении средства, Юйэ понимал, что не в силах спасти жизнь молодого Атрейдеса. Применив все свои знания, все свое искусство, он сумел остановить смертельное кровотечение, но, глядя на Пауля, лишь печально качал головой.

— Рана его фатальна. Я могу лишь замедлить наступление смерти.

Несмотря на предательство, совершенное в прошлой жизни, Юйэ искренне любил сына герцога. Когда-то, в очень далекие времена, он был учителем и наставником Пауля. Именно он позаботился о том, чтобы сын и мать смогли выжить на Арракисе после его захвата Харконненами. Теперь, несмотря на все искусство, Юйэ не мог ничем помочь Паулю, у него не было для этого ни нужных лекарств, ни необходимого оснащения. Нож проник в полость перикарда и ранил сердце. Молодой организм продолжал отчаянно цепляться за тонкую нить жизни, но юноша потерял слишком много крови. Сердце билось слабо, и неритмично.

Несмотря на то, что с новой жизнью Юйэ получил и новые шансы, он не смог избежать прежних ошибок и нового предательства. Он сильно страдал, мучительно стараясь выбраться из сточной ямы своих прошлых преступлений. Сестры корабля-невидимки воссоздали его ради какой-то тайной, им одним известной цели, каковая так и осталась ему непонятной. Зачем он здесь? Определенно, не для того, чтобы спасти Пауля. Сейчас он был не в силах этого сделать.

На корабле он старался делать то, что считал верным и справедливым, но в результате лишь причинил людям боль и стал причиной новой трагедии. Он убил не рожденного еще герцога Лето, думая, что это гхола Питера де Фриза. Юйэ знал, что им манипулировал лже-раввин-лицедел, но это не могло служить оправданием.

Чани стояла на коленях возле Пауля и непривычно хриплым голосом повторяла его имя. Доктор почувствовал, что в ней что-то изменилось, глаза Чани стали стальными — это уже не был взгляд юной шестнадцатилетней девочки, какую он знал.

Он сразу понял, что ужас, страх за жизнь Пауля поставили ее на край психического срыва, и теперь к Чани в полном объеме вернулась ее память — как раз в момент, когда она смогла в полной мере оценить тяжесть утраты. Даже Юйэ содрогнулся от мысли о жестокости жизни.