Брайан Херберт - Песчаные черви Дюны

В этих кошмарных воспоминаниях барон смеялся рокочущим глубоким басом.

— Видишь эту маленькую камеру, в которой она находится, доктор? Это хорошая игрушка с массой разных возможностей. — Было видно, что оглушенная и дезориентрованная Ванна стоит на ослабевших коленях вниз головой. — Мы можем менять направления сил притяжения, теперь направление гравитации целиком зависит от ракурса.

Раббан издевательски хохотнул, стоя в соседней маленькой комнатке за пультом управления гравитацией. Ванна внезапно с глухим стуком грохнулась сверху на пол. Она сумела вовремя повернуть голову и сложить плечи, чтобы не сломать шею. Откуда-то словно змея выскользнул Питер де Фриз с усилителем боли в руках. Раббан выхватил дьявольское устройство из рук ментата и сам приложил зонд к шее Ванны. Она скорчилась от невыносимой боли.

— Остановитесь, остановитесь! Умоляю вас, — вне себя закричал Юйэ.

— О, доктор, это не так-то легко сделать… — Барон сложил на груди свои толстые короткие руки.

Раббан снова включил искусственное тяготение, и Ванну словно тряпичную куклу начало швырять от стенки к стенке.

— Если вы так сильно ее любите, то сделайте что-нибудь, чтобы исправить положение.

«О, моя ненаглядная Ванна!»

Теперь память была живой, воспоминания яркими и подробными — таких подробностей не узнаешь ни в каком архиве. Никакие документы не могут придать такой ясности воспоминанию…

В раскрытом уголке мозга, уголке, долгое время парализованном и спавшем, Юйэ сейчас жил совершенно другой жизнью. Сейчас он был искусственно обездвижен, беспомощно наблюдая пьяную оргию дружков барона, которые с удовольствием смотрели, как Питер то и дело прикладывал искрящийся усилитель боли к подвешенному в воздухе телу Ванны. При каждом ударе тока она сотрясалась от боли, а гости хохотали, видя ее боль и моральные страдания Юйэ.

Питер отключил парализующую систему, и Юйэ, получив свободу движений, сильно задрожал, изо рта его потекла слюна, все тело скорчилось в болезненной судороге. Над ним стоял барон, к одутловатому лицу приклеена широкая ухмылка. Он сунул в руку Юйэ пистолет.

— Как доктор Сук, вы должны сделать все возможное, чтобы прекратить страдания другого человека. Вы же знаете, как прекратить страдания Ванны, доктор.

Юйэ был не в силах преодолеть табу, заложенные обучением в школе Сук, его трясло в сильнейшем ознобе, ибо ничего на свете ему не хотелось больше, чем уступить требованиям барона.

— Я… я не могу!

— Можете, можете. Выберите одного из моих гостей, любого из них. Мне совершенно это не важно. Смотрите, как веселятся они от этой невинной забавы. — Схватив Юйэ за дрожавшие руки, барон помог ему выбрать цель. — Но не пытайтесь сделать какой-нибудь трюк, иначе пытка вашей жены затянется очень и очень надолго!

Юйэ захотелось убить Ванну, чтобы избавить ее от мук и прекратить извращенное развлечение Харконненов. Он посмотрел в ее глаза, уловил в них выражение боли и надежды, но Раббан был начеку:

— Внимательнее, доктор, смотрите не ошибитесь.

Сквозь пелену застилавшего взор тумана Юйэ выбрал цель, попытавшись сосредоточиться на трясущемся от хохота старом аристократе, явно пристрастившемся к семуте. Этот прожил свою долгую жизнь в буйствах и разгулах. Но для врача Сук убить, значило…

Он выстрелил.

Подавленный и ошеломленный сценой, разыгравшейся в его мозгу, Юйэ перестал обращать внимание на манипуляции Шианы. Тело его покрылось обильным потом, но не от полового возбуждения, а от тяжелейшего психологического потрясения. Шиана между тем смотрела на него оценивающим взглядом. Воспоминание было таким ярким, что все его тело превратилось в сплошную, невыносимо болевшую рану. Мучения Ванны и острая режущая нравственная боль — он нарушил клятвы и установления школы Сук. И происходило все это тысячи лет назад!

Стремительно всплыли годы, предшествовавшие этому водоразделу, и последовавшие за ним, наполняя его сознание — новое и жаждущее познания. Вместе с беспощадными воспоминаниями вернулись страдания и чувство вины и отвращение к самому себе.

К горлу подступила тошнота, Юйэ чувствовал, что его вот-вот вырвет. По щекам текли слезы.

Шиана спокойно наблюдала за происходящим.

— Ты плачешь. Означает ли это, что твоя память полностью восстановилась?

— Да, память вернулась ко мне, — голос его был хриплым и удивительно старым. — И будьте вы прокляты за это.

Покинув Капитул, Мурбелла отправилась на театр военных действий. Именно там и должна находиться Командующая Мать. Под видом простого инспектора, направленного Новой Общиной Сестер, Мурбелла прибыла в Окулиат, солнечную систему, находившуюся на пути наступавшего машинного флота.

Некогда Окулиат стал дальней окраиной населенного космоса, форпостом Рассеяния — это случилось вскоре после смерти Тирана. Объективно этот затерянный мир имел очень малое значение; он был не более чем одной из мишеней на космических картах. Но для Мурбеллы оборона Окулиата имела большой стратегический смысл. Покорив и уничтожив эту систему, машины вступили бы в пределы Старой Империи, а не продолжали бы свой путь по огромным периферийным пространствам, бывшим лишь абстрактными участками старых звездных карт.

До тех пор пока на вооружение не поступят облитераторы с Икса, а Гильдия не поставит все обещанные ею корабли, нечего было и думать о том, чтобы не то, что остановить, а даже замедлить наступление мыслящих машин.

Мурбелла вышла из своего корабля, ступив на землю, скудно освещенную водянистым желтым солнцем. Посадочная площадка была безлюдной, казалось, на космопорт перестали обращать внимание. Наверное, здесь даже не следят за продвижением Врага.

Пройдя в центр города и обнаружив там разъяренную возбужденную толпу, Мурбелла убедилась, что граждане планеты уже нашли себе противника. Толпа окружила административное здание, где забаррикадировалось правительство. Жители осадили своих вождей, требуя крови или божественного покровительства. Было видно, что они предпочитают кровь.

Мурбелла отлично понимала всю мощь, всю силу толпы, порождаемую страхом, но здесь эту силу не смогли направить в нужное русло. Народ Окулиата — как и все отчаявшееся население планет, оказавшихся под угрозой удара машин, — нуждался в руководстве Общины Сестер. Народ был оружием, каковое надо было направить на нужную цель. Но вместо этого ему позволили выйти из-под контроля. Видя, что происходит, она, ускорив шаг, приблизилась к толпе, но остановилась, решив не бросаться опрометью в это противоборство.