Алексей Пехов - Белый огонь [СИ c издательской обложкой]

Мертвые после ночной битвы лежали повсюду, устилали землю, переплетаясь между собой, и не всегда можно было понять, от чьей армии они принимали участие в сражении. Теперь эти люди оказались равны в смерти, что забрала их.

Бронированные квадраты пехоты с грохотом сталкивались друг с другом, откатывались назад, оставляя на свободной земле новые тела. Тяжелая кавалерия, конные лучники, колесницы носились сотнями по равнине, врезаясь, прорывая оборону, отступая, атакуя и умирая.

Каждую секунду игла голода колола желудок, Шерон ощущала, как рвутся нити жизней воинов.

Внезапно беловолосая вскинула левую руку. И указывающая увидела, что на запястье Мерк находится браслет из темного серебра, с птичьей лапой, удерживающей маленький невзрачный черный камушек. Точно такой же браслет, как и тот, что сейчас был на руке у Шерон.

Брат-близнец.

А может… тот же самый.

Она ощутила негромкое, удовлетворенное ворчание у себя в голове и шепот:

– Теперь ты видишь?

Это было как взрыв солнца. Ослепительно-бело. Чудовищно сильно. Желудок вывернулся, совершил кульбит, словно Тэо во время выступления. Шерон затопила такая сила, что еще немного и раскрошились бы кости. Она взвыла, завизжала, заплакала, а затем захохотала, не веря, что такое вообще возможно.

Столько силы. Столько мощи. Столько возможностей. Столько опыта.

Женщина с белыми волосами была величайшей из всех, кто имел редкий дар смерти, и бледные равнины Даула упали пред ней на колени, а после встали тысячами мертвых, но снова живых. Чтобы идти на волны врагов, бесконечно прибывающих с юга, озаряемых золотым светом испуганного солнца…

И был полдень.

Жара выжигала даже небо, сделав его подобным выгоревшей керамической чашке. Того и гляди треснет.

Алое, седое, черное смешалось между собой. Не было больше ровных квадратов, линий и построений. Отдельные крошки. Жалкие объедки. Они умирали, плевались кровью, рыдали, выли, бились в агонии, рвали друг друга оружием и зубами.

А потом еще раз умирали.

Люди сыграли свою роль, и теперь на поле дрались иные силы.

Сражались магией. Порой невидимой и беззвучной, заставлявшей равнину содрогаться, а холмы таять. Иногда темной, сотканной из теней, дикой и необузданной, мечущейся словно слепой обезумевший пес, кусая всех, до кого мог дотянуться.

Небо запестрело, и огромные крылатые силуэты, оказавшиеся белыми львами со всадниками на спинах, пронеслись мимо, кидая вниз сапфировые копья, на месте падения которых тут же пузырями лопались кратеры и пробуждались вулканы.

Шерон оказалась рядом с пятеркой воинов в темно-серых доспехах, с окровавленными мечами. Проскакавшая мимо на безголовой лошади девушка с копьем, на древке которого развевалось темное знамя, звонко крикнула:

– Эоген! Держи их!

По пятам за ней неслись странные звери, ронявшие с чешуйчатой шкуры дымящиеся капли. Те, падая на землю, шипели и вызывали яркие фонтаны синего огня. Один из воинов отсалютовал девушке страшным двуручным мечом, переместился в пространстве на добрую сотню ярдов и разрубил первую из тварей одним ударом.

Шерон оказалась на другом конце долины, где сотня уставших, измотанных, некогда прекрасных людей в серебристых кольчугах и высоких шлемах противостояла копьями и магией асторэ – лишь двум мужчинам, упавшим на них с неба со спин белых львов. Эта пара безжалостно, словно мясники в лавке, разбивала темные щиты, отражала удары теней и ломала восставших, точно кукол…

Она бежала через разоренный, пожираемый пожаром лагерь, где тысячи мэлгов рубили топорами раненых и целителей…

Шерон едва не столкнулась с беловолосой Мерк, ослабевшей, с трудом стоявшей, окруженной четырьмя сотнями существ с зеркальными глазами. Мерк щелкнула пальцами – и демоны растеклись дымящимися лужами ртути…

Неподалеку указывающая заметила человекоподобных существ, словно бы состоявших из глиняных черепков, сквозь которые пробивался синий свет. Они шли, бездумно размахивая шипастыми палицами, поражая волнами ужаса всех, кто смотрел на них. Добрая тысяча мертвых врезалась неизвестным созданиям в спину, погребла под собой…

Шерон отвернулась, когда воин вскинул в руках черный шар с синими искрами и молнии ударили по сотне лучников. Но те все же успели выстрелить, прежде чем умереть, и воин с шаром умер следом за ними…

Зажала уши, когда десятка ревущих гигантов, размахивая топорами, врезалась в клин кавалерии, раскидывая в стороны и людей и лошадей…

Теперь указывающая брела по колено в крови, которая когда-то называлась ручьем, видя, как юноша в белой броне бьется против трех всадников обломком клинка, крича какую-то песнь не то от отчаяния, не то от безумия…

Шерон остановилась, когда рядом, только руку протяни, рысью промчался отряд всадников под белым знаменем, в черной броне, без шлемов, скачущих гордо, точно на параде, туда, где шла основная битва. В них летели стрелы и магия – но в последний миг тьма пожирала их, защищая рыцарей.

– Идет! Идет! Идет! Вэйрэн! Вэйрэн! – разнесся ликующий клич.

На несколько долгих мгновений все бесконечные схватки стихли, а затем небо сжалось, распрямилось – и мир накрыл мрак.

И был вечер.

Коралловая шелковая нить заката, истончавшаяся на испуганном горизонте. Зарево пожаров. Спекшаяся земля, захлебнувшаяся от крови, придавленная трупами, в которых уже точно нельзя было понять, кто это был и за кого он сражался.

Все оказались повержены. И никто не узнает об их подвигах. И не запомнят на века. Каждого. Поименно.

Иногда тела лежали дымящимися грудами, и Шерон, уже потерявшей всякие чувства, приходилось перелезать через них, по локоть проваливаясь в дымящуюся, расползавшуюся, окровавленную плоть. Кто-то рядом заплакал, протянул к ней руку, коснулся края юбки и умер, тихо всхлипнув.

Она остановилась над девушкой в помятом доспехе, белая эмаль которого стала черной окалиной, а от золотых волос не осталось ничего. Та, словно почувствовав, с трудом открыла глаза, посмотрела, не узнавая.

– Мы победили? Шестеро… Шестеро пали?

Указывающая посмотрела в глаза асторэ и соврала. А может быть, сказала правду.

– Да.

И была ночь на равнинах Даула, которые теперь никто бы не назвал бледными. Шерон знала, что больше здесь нет живых. Лишь мертвые, как девушка с некогда золотыми волосами, подле которой она остановилась, оглушенная всем увиденным.

И обессилевшая.

Уцелевшие ушли. Отступили. Бежали, оставив павших товарищей.

Некому было плакать о них и хоронить.

На бесконечном пространстве лишь она и мертвые, что чутко дремали, ожидая ее приказа.

Браслет тоже ждал, но указывающая сказала ему: