Глен Кук - Суровые времена

Он слегка шевельнул пальцем, и к нему подбежал солдат. Старик взял его копье – длинное, почти как пика – и подал мне.

– Держи. Это ты оставил, когда удрал изображать Вдоводела.

Я не верил своим глазам. То было копье, служившее древком нашему знамени!

– Оно тебе вправду нужно?

– Еще бы! А ведь я почти поверил, что оно пропало! – несмотря на то, что говорил Могабе. – Ты себе не представляешь, как я себя казнил… Хотя, пожалуй, с тех пор я уже раз видел его. Слушай, это вправду ты?

Навидавшись, какие иллюзии могут создавать Гоблин с Одноглазым, и вы бы не доверяли собственным глазам.

– Я. Вправду я. Живой и в настроении кой-кого отпинать. Хотя еще не сей момент. Где Госпожа?

Бедняга! Только тут Нож сообщил ему неприятную новость. Возлюбленная его больше недели назад уехала на, север. Разминулись по дороге…

Лебедю с Махером присутствие князя, непосредственного их начальника, внушало благоговение.

И чего это ему во дворце не сидится?

Я отметил, что Костоправ смотрит на Зиндху, оставшегося в лагере после отъезда Госпожи, с заметной неприязнью.

– Ладно, Мурген, кончай с этой палкой обниматься, – зарычал Ворчун. – Я не в настроении и склонен ко всему цепляться.

Один из солдат принял у него поводья.

– Идем куда-нибудь в тень.

– Я хочу послушать твой рассказ, – сказал я. – Пока еще свежий.

– Хочешь вписать в Летопись? Ты ее продолжаешь?

– Пытаюсь. Только все бумаги пришлось оставить в городе.

Хотя жутко не хотелось. Одноглазый наобещать-то может до небес, что позаботится и все такое, но вот привезет ли?

– Что ж, почитаем когда-нибудь и Книгу Мургена. Посмотрим, можно ли сделать тебя настоящим Летописцем.

Лебедь говорил, что Госпожа тоже думает написать свою книгу, когда у нее будет время. Костоправ пустил камнем в ворону. Кстати, первую, что; ;я увидел после той, белой, в квартале нюень бао. Может, Костоправ с собой привез?

Я вкратце рассказал, что творилось в Дежагоре.

– Похоже, радостей у вас было маловато. И главная проблема, пожалуй, Могаба. Им и займемся в первую голову. Сколько людей там осталось?

– По-моему, у наров – от тысячи до полутора. Сколько наших, точно не знаю. Переправляются понемногу каждую ночь, но я, поскольку являюсь здесь пленником, ничего толком не знаю. Гоблин с Одноглазым и большая часть Отряда все еще в городе.

Я надеялся, что Тай Дэй с дядюшкой Доем воспользуются моментом и уберутся, забрав с собой Сари и То Тана.

– Отчего они остались?

– Не желают уходить. Говорят, они хотят подождать, пока Госпожа не восстановит свое могущество. Говорили, что их здесь кто-то поджидает…

– Не восстановит могущество?..

– Она уже восстановила, – заметил Нож.

– Хм-м-м… Так чего же они боятся, Мурген?

– Оборотневой ученицы. Той, из Джунипера. Она уже раз едва не поймала Одноглазого.

Отчего это я поверил нашему недомерку сейчас, если не поверил, когда он говорил мне об этом?

И тут перед глазами Моими на миг появилось видение: Одноглазый мчится сквозь ночь, спасаясь от настигающей его клыкастой смерти… Видение было предельно четким, словно настоящее воспоминание.

– Я помню ее. Действительно задачка… Каштан Шед должен был позаботиться о ней, пока у него еще был шанс…

– Очевидно, она хочет рассчитаться с нами за Оборотня. Возможно также, что она просто навечно осталась в облике форвалаки. Это, наверное, кого угодно разозлило бы. Но, если хочешь знать мое частное мнение, я считаю, что она – только повод. Им не хотелось двигаться с места, потому что иначе пришлось бы кое-что бросить.

– Что именно? Я пожал плечами:

– Ты же знаешь Гоблина с Одноглазым. У них были месяцы на воровство и разные торговые махинации.

– Так. Теперь давай о Могабе. Вот, и до самого мрачного дошло… Прежде чем я закончил рассказ, даже подлый Зиндху проникся презрением к нарам.

– Ну, я положу этому конец. Хочешь доставить письмо Могабе?

Я оглянулся. Нет, за спиной моей никого не было, стало быть, вопрос адресовался мне.

– Шутишь? Разве что подчиняясь приказу. И то не известно, подчинюсь ли. Могабе нужна моя голова. Не говоря уж о сердце и печенке на завтрак. Он же совсем с ума сошел. Может и тебя не постесняться.

– Ладно, пошлем кого-нибудь другого.

– Хорошая мысль.

– Я могу, – вызвался Лебедь.

И они тут же заспорили с Махером. Очевидно, Лебедь хотел что-то доказать самому себе, а Корди был уверен, что не стоит утруждаться.

Мое положение в лагере резко изменилось. В одночасье я перестал числиться пленным и получил возможность делать все, что считал полезным для общего блага.

Вот разве что только в шатре было холодно. Все, что осталось мне на память о Сари и нюень бао, это нефритовый амулет, снятый Сари с руки Хонь Тэй, когда мы выносили детей из их квартала в ту кровавую ночь.

– Ну закончил? – раздраженно спросил Костоправ, найдя меня сидящим возле шатра и работающим над знаменем. Я показал, что у меня вышло.

– Хорошо?

– Замечательно. Ты готов?

– Как никогда.

Я коснулся нефритового амулета:

– Значит, к ней у тебя отношение особое…

– Более чем.

– Мне нужно знать об этом народе все.

– Как-нибудь расскажу.

Пройдя через холмы, мы спустились к берегу. На воде уже покачивалась, до вольно большая ладья. Солдатам Ножа, не сумевшим провести ее сюда по ирригационному каналу из ближайшей реки, пришлось перетаскивать судно волоком. Мы со Стариком заняли позицию на приметном бугорке. Я развернул знамя. Его-то точно увидят из города, даже если не узнают нас.

Значит, Могаба желал знать, где знамя? Теперь сам увидит.

Пока ладья пересекала озеро и возвращалась, мы с Костоправом рассуждали о том, отчего Могабу и Госпожу так тянет к главенствованию.

– О! Похоже, Лебедь сделал все как надо. Ты можешь разглядеть, что там?

– Похоже, кто-то черный в ладье… Этот кто-то оказался Зиндабом.

– Он всегда был с нами честен, – сказал я. – Насколько это было возможно, находясь у Могабы в подчинении. Очиба, Изи и кое-кто еще тоже были не так уж плохи. Однако приказам – подчинились.

Зиндаб ступил на берег. Костоправ отсалютовал ему. Тот неуверенно отсалютовал в ответ, вопросительно глядя на меня. Я лишь пожал плечами. Пусть думает сам; я и представления не имею, к чему все клонится.

Зиндаб убедился, что перед ним – настоящий капитан. Удовлетворившись этим, он предложил:

– Давай отойдем и поговорим. Старик подал мне знак оставить их наедине. Обойдя бугорок, они присели на камень. Говорили ; они довольно долго, ни разу не повысив голосов. Наконец Зиндаб поднялся и пошел обратно к ладье; словно бы обремененный неимоверной тяжестью.

– В чем дело? – спросил я у Старика. –Похоже, ко всем напастям, пережитым в осаду, он еще и состарился разом на двадцать лет.