Александр Бушков - Печать скорби

Что ж, промедление смерти подобно. И Сварог… расслабился. Отключился. Привычно вошел в состояние… Ну, разные школы называют это состояние по-разному. Дзен-буддисты, например, именуют его состоянием пустоты, шаманисты – состоянием измененного сознания, последователи восточных боевых искусств – рассеянным вниманием, любители же сеньора Кастанеды – остановкой внутреннего диалога. Как бы то ни было, суть одна и та же: отрешиться от всего, в том числе и от бесконечной беседы с самим собой, которую мы, сами того не замечая, ведем ежесекундно, избавиться от внутреннего мысленного фона. Очистить сознание, наполнить его пустотой… Автоматом исчезли и все болезненные покалывания: сейчас не до пустяковых неприятностей.

Далеко не впервые в жизни Сварог пользовался заклинанием, лишавшим предметы веса. Получилось со щенком хелльстадского пса, получилось с броненосцем… Ага, получалось и сейчас! Вот шаман поднялся на носках, вот замахал руками, что твоя мельница! Ну держись, первобытный космонавт, сейчас ты поймешь, что такое невесомость!

Пока ведун болтается под потолком, Сварог тем способом, что планировал прежде, преспокойно выберется из саркофага и, как давеча собирался, вдумчиво потолкует с колдунишкой. Уж он-то…

Почувствовав, что происходит что-то не то, Сварог вновь задействовал «третий глаз». В магическом зрении зеленоватые нити от клякс, которые Сварог прежде разглядел на полу и на стенах, протянулись к шаману, сошлись в одной точке на его теле – примерно в сантиметре над пупком. Подобие рычания вырвалось из глотки шамана, он раскинул в стороны руки, зеленые потрескивающие дуги пробежали перед ним… И – шаман непостижимым образом устоял перед заклинанием Сварога.

Как обычно после заклинания, лишающего предметы веса, Сварог ощутил неимоверную физическую усталость, словно только что разгрузил вагон с углем. Но несмотря на опустошение, попробовал сосредоточиться и произнести заклинание вторично…

И вновь не вышло! Если в первый раз шамана хоть чуть-чуть да приподняло, то в этот не получилось совершенно. Чувство было такое, словно пытаешься голыми руками приподнять «БелАЗ». Но главная беда – Сварог потерял время, за которое мог придумать что-то другое…

Несколько иголок, воткнутых в шкуры, вдруг начали тлеть, съеживаться. Шаман подскочил к лежащему на полу пленнику, схватил нож и провел лезвием от одной тлеющей иголки до другой, потом к третьей и вырезал из шкуры лоскут в области сердца Сварога. Подбежал к одному из светильников, поднес лоскут к пламени – и тот вмиг сгорел, как сухой пергамент.

И вновь шаман оказался над Сварогом. Склонился, приблизил лицо к области сердца Сварога (а сердечко-то колотится, как при взлетных перегрузках) и сделал глубокий, скворчащий вдох.

Сварог явственно почувствовал, как из него что-то уходит, перетекает в склонившегося над ним белоголового ведуна. Будто каждую его клетку покидает крохотная частица, частицы сбиваются в невидимый рой, и рой покидает его телесную оболочку.

И что-то еще происходило с ним… нечто неуловимое… но крайне важное.

Сиреневые всполохи в глазах и жажда, разрывающая рот…

И эта непередаваемая тоска, прибивающая тебя разом, – такая же, как в миг, когда прыгаешь с горы в бездонную пропасть…

Сварог смотрел сверху вниз, смотрел из-под потолка и видел шамана, застывшего словно в столбняке, с открытым ртом и распахнутыми глазами. В руках у шамана был маленький барабан. («Ну да, – вспомнил Сварог, – приметил я его, когда вошел в шаманскую, он лежал возле кострища».) Барабан напоминал перевернутую вазу, разрисованную черными и белыми штрихами. Сейчас шаман лупил по нему. Лупил бешено, неистово, исступленно, дергаясь в такт все убыстряющемуся ритму. Мелькающие руки сливались в полосы…

Ну ладно, шаман, ладно, барабан… Сварог видел запачканный петушиной кровью пол и лежащего на нем человека. И человек на полу выглядел необычно…

Нет, конечно же, не отыщешь ничего необычного в человеке, опутанном окровавленными шкурами, утыканном иглами, рядом с которым на полу лежит тушка черного петуха и вокруг которого вьется сиреневый дым. Это как раз таки бывает сплошь и рядом. Однако с человеком на полу произошло и продолжало происходить еще кое-что. Из выреза на сердце, напоминающего непроницаемо черный провал в форме вытянутого треугольника, исходило радужное свечение. И свечение это опутывало лежащего, как кокон. Кокон переливался разными цветами, но заметно преобладали только три: лимонно-желтый, фиолетовый и красный. А вообще-то, цвета перетекали один в другой, завивались в фигуры, эти фигуры распадались, на смену им приходили новые, по-новому перемешивающие в себе цвета. И был во всем этом некий недоступный смысл. «Может быть, это и называют аурой? Может, так она и выглядит?» – полезли в голову какие-то совсем лишние здесь и сейчас рассуждения.

«А ведь там внизу – я, – вдруг понял Сварог. – Сверху смотрю сам на себя». Это было невозможно, немыслимо, но… это было.

А потом появилась нить, светящаяся пронзительно-голубым светом. Нить вырастала из области пупка лежащего, поднималась вверх и терялась в сиреневых клубах. И там, где нить зарывалась в клубы, проступил знак… Где-то уже виденный – «штрихованный треугольник». Ах да, он же вырезан над входом в шаманский дом…

Сварог вдруг почувствовал – еще немного, еще усилие, и он поймет самое важное из всего, что когда-либо происходило с ним от рождения и до этого дня. И он пытался понять. Но что-то не пускало вперед, не пускало легко, играючи, так же, как стокилограммовый детина без усилий удерживает в своих лапищах малолетнего сопляка.

А в голове Сварога кто-то осторожно копался холодными пальцами, перебирая мысли, воспоминания, мечты и желания. И этот кто-то был не шаман. Не во власти шамана такое.

А в душе Сварога росло странное чувство – смесь почти мистического трепета, страха, восторга, неверия, преклонения…

Сварог вдруг увидел совсем близко перед собой пламя ритуального костра, в котором рождались, жили и умирали прозрачные бесформенные существа, перед смертью успевавшие поведать тому, кто умеет слышать, тайны мирозданья… Видел крадущуюся через заросли, в пяти полетах копья отсюда голодную пуму и знал, как на расстоянии подманить ее к засаде охотников… Слышал какофонию голосов, без слов нашептывающих ему на ухо волю богов… А еще Сварог знал, как повелевать своим телом, чтобы оно превратилось в птицу и, крутя над головой крыльями без перьев, поднялось в небо… А еще он видел, что там, за небом, нет ничего, кроме самой обыкновенной звездной ночи, но чтобы добраться дотуда, нужно оседлать гигантское дерево, из корней которого бьет ревущий огонь… Чувствовал, что путь его лежит гораздо дальше и глубже, чем простирается человеческая жизнь, но чтобы выйти на этот путь, требуется пройти много других путей… Понимал, что он, Сварог, находится на распутье и почему-то только шаман может указать ему дорогу к Подземному Свету, откуда начинаются все Дороги…