Владислав Жеребьёв - Исходный код [СИ, сращенный с фрагментом ЛитРес]

- А вот мне интересно, почему этот хмырь из записки решил, что этот мир нам понравится, и кто вообще решает, в какой из миров мы попадем, и какие страхи будут тут главенствовать? – Семен бодро шагал по бетонке, размахивая руками, и, казалось, вел собственный монолог, тут же отвечая на поставленный вопрос. – Ну, я согласен. Тот же Рейган жутко боялся победы коммунизма, но Мао или, скажем, Фидель были бы только рады такому раскладу. Да и вообще, если бы мы не вляпались в такой оборот, мне этот мир положительно нравится.

- Не мы, а ты. Хелл и я только рядом стояли. – Всеволод остановился и принялся шнуровать ботинок. - Страх же этот в любом из нашей реальности чуть ли не генетически заложен. Семьдесят лет нищеты, недосказанности, забитости. Никто бы такого пережить не хотел, а тут это не только вошло в стандарты, но и увеличилось, разрослось, будто сорняк на грядке. Подумать только, СССР заправляет всем и вся. Но с тобой я, Сема, соглашусь. Испытание погодной установки на Северном Кавказе нам бы тоже не помешало. Где бы только достать такую установку, бац, и одним жирным и давно уже назревшим гнойником меньше для матушки Руси. И людям спокойнее, и всему миру облегчение.

- Кто это там? – Хелл поднял руку и указал в сторону почти уже скрывшегося за поворотом забора полицейского гарнизона. Ревя и выбрасывая черный густой дым, поблескивая на солнце полированными зелеными боками, по дороге несся автомобиль. Каждая его черточка, каждый изгиб, вид решетки радиатора и даже звук тракторного движка под капотом был знаком любому россиянину с детства.

- Копидос, - Всеволод хлопнул себя руками по коленям и радостно расхохотался. – Новый! Это же надо!

Очень скоро лада добралась до путешественников и, протяжно скрипя колодками, начала оттормаживаться у обочины.

- Запрыгивайте, - Прошкин помахал рукой с водительского сидения и указал на заднее. – В тесноте да не в обиде. Мне и больше приходилось водить.

- Однако, аппарат, - майор влез на заднее сидение, немилосердно вдадвив в дверь одного из научников. Туда же почти с разбегу заскочил проводник, а за ним и Давыдов, и наконец, сильно просев на заднюю ось, чудо отечественно автомобилестроения тронулось с места и довольно уверенно покатило вперед.

- Новая модель, - оскалился в зеркало заднего вида научник, важно поправив на носу очки. – Жаль только бросить придется, но ничего. В новом мире с моими мозгами возьму себе иномарку. Правда, парни? – Получив утвердительный ответ с переднего пассажирского и невразумительный писк прижатого коллеги с заднего, Сергей Прошкин расплылся в счастливой улыбке.

- Мы выбрались, - тут же перешел с места в карьер Всеволод. – Когда летим?

- Ну не все так быстро. Доберемся до города, дождемся понедельника и валим.

- Почему так долго.

- Ох, сложно мне с вами, с пришельцами. – Прошкин с сожалением глянул через плечо на майора. – Ну как бы вам объяснить попроще.

- А ты объясняй, как умеешь, - Хелл попытался устроиться поудобнее, и довольно ощутимо приложил локтем Давыдова в поддых. Тот крякнул, охнул, и на пару минут окончательно обиделся на проводника.

- По дорогам контроль не велик. Частный транспорт, коего немного, - начал выдавать казавшиеся для него очевидными вещи Сергей. – Основные проверки при въездах в крупные населенные пункты, да при пересечении границ республик. Но воздушное пространство - совсем другое дело. В свое время, году в две тысячи пятом была сильная шумиха из-за малой авиации. Когда же вся полетная система перешла на гравитягу, то и вовсе пришлось ограничить воздушное пространство. Самолету-то что, посадка нужна, приземление. Вертолет тоже не везде может пробраться, пусть даже и в силу ограниченности запаса топлива. Гравилеты могут летать везде сколько угодно и когда угодно, а главное, навигационные движки внутреннего сгорания можно легко подкармливать на любой заправке семьдесят шестым.

Девять дней до часа «икс». Утро. Локация 3. Совпадение временных отрезков не определено. Где-то вблизи горного плато «Победа Коммунизма»

Величественный, только такой, какой бывает на агитационных имперских плакатах времен Карла, черный дирижабль с красной звездой в двух пересеченных треугольниках, медленно плыл по небу в сторону границы. На борту его, кроме команды связистов, техников и обслуживающего персонала, в капитанской каюте, удобно устроившись в мягких креслах, сидели двое.

- Это полностью безопасно, существующая локация контролируется полностью. – Высокий худой мужчина с сеткой морщин глазами, от чего его и без того тяжелый взгляд становился и вовсе невыносимым, сдул невидимую пылинку с лацкана своего костюма.

- И долго это будет продолжаться? – Его гость, серая мышь с бледным лицом и выцветшей радужкой глаз, брезгливо поглядывал на мельтешащую вокруг прислугу. – Если бы я не был уверен, что мое пребывание здесь будет безопасно на все сто процентов, меня бы тут не было.

- Что будет продолжаться, господин премьер-министр? – Наигранное удивление худого, вся его напускная веселость и беззаботность выводили премьера из себя, но виду он старался не подавать, а лишь зло сверлил взглядом стенку каюты.

- Испытания. Денег на ваши игрушки идет немало. Частот вам выделили, земли тоже. Военные, и те продвинулись по нашей просьбе, а вы кормите центр своими бумажными отчетами. Где результат? Где обещанная мобильность? Хозяин нет-нет, да и напомнит, а с ним шутить не надо.

- Михал Иваныч, будь в полном спокойствие, - вдруг перешел на лебезящий тон худой и, развернувшись в пол-оборота, хитро посмотрел на высокого гостя. - Мой хозяин крепко держит обещания. Как раз сейчас мы на заключительном этапе формирования локаций на основе коллективного бессознательного-подсознательного. Так сказать, страха всеобщего. Если все пройдет гладко, то проект можно считать завершенным.

- Но почему именно страх? – Вдруг запнулся на полуслове премьер. – Я сколько курировал этот проект и так и не удосужился спросить. Не проще ли было привлечь как-то по-другому? Алчность, к примеру, тоже сильное чувство, или скажем любовь. Последнее так и вовсе войны развязывало.

- Тут дело в биологических процессах. – Нехотя пояснил худой и, откинувшись в кресле, сцепил руки на затылке. – Наши японские друзья, которые сейчас жарятся на сковородке, оставили неплохую материальную базу. Каждая из эмоций у них строго градуирована, выведена в таблицу и обоснована десятком формул и постулатов. Чем сильнее химическая реакция организма, тем более устойчив сигнал головного мозга. Чем более устойчив сигнал, тем на большем удалении друг от друга могут находиться передающие вышки. Страх заходит в максимальную зону чувствительности, будь это старый детский кошмар или опасение за жизнь собственного дитя. Страх есть у всех, а вот любви может и не быть. Нам же нужна постоянная величина.