Хелег Харт - Эссенция пустоты [СИ]

– Я не понимаю, – встряла Хелия, но чародей ожёг её взглядом и не ответил.

Спас-то спас, да всё равно не жалует.

– Вижу, у вас тут еды не осталось, – Энормис протянул мешок с провизией девушке. – Ешь и будем выдвигаться.

– Куда на этот раз? – Пуэри сел рядом.

Седой нехорошо улыбнулся и ответил:

– Тебе понравится. Литесса обнаружила протоэлемент Тьмы.

Хелия, не удержавшись, присвистнула. На неё странно посмотрели и пуэри тут же спросил:

– Где?

– Древний Лабиринт. Самый его центр.

– Так пусть сама его и заберёт! – Рэн скривился, опершись на больную руку. – Нам туда зачем?

– Не всё так просто, – сказал Энормис. – Я взял с неё обещание, что она не полезет туда одна.

– Зачем?

– Его должен забрать именно я. Риск меньше, – ответил чародей, и больше пуэри ничего не смог из него выжать.

Они, к вящему удовлетворению Хелии, плотно поели и даже отдохнули полчаса. Правда, глаза девушки так и косились на останки уничтоженных монстров, а мимо носа то и дело проносилась знакомая вонь, но после такой наглядной расправы она ничуть не боялась наткнуться на новых чудищ. Пока Энормис рядом, думала она, можно расслабиться.

Пиратка никак не могла понять, что не так стало с этим человеком, но вёл он себя несколько иначе. То и дело посмеивался, но веселье по его виду никак не читалось. Скорее ожесточённость и сосредоточенность. Рэн тоже не мог этого не заметить, но почему-то угрюмо молчал. С возвращением Энормиса его добродушное настроение улетучилось, как дым. Впрочем, Хелия в присутствии седого тоже не могла отделаться от ощущения, что имеет дело с душевнобольным, но отчего-то не боялась. Даже несмотря на всю его мощь.

Они собрали уцелевшие после волков и мутантов вещи и сгрудились у ручья, морально готовясь к переходу, от которого у Хелии заранее онемели пальцы. Она уже знала, что снова заорёт, когда вся их компания провалится в чёрную спираль, и надеялась, что этого никто не услышит.

Но, похоже, остальным не было до неё никакого дела. Пуэри, наблюдающий за вырисовывающейся перед ними магической каракулей, вдруг произнёс:

– Эн, ты так ничего и не рассказал. Где ты был?

Помолчав, седой чародей обернулся, и улыбка на его лице напомнила пиратке безумный оскал:

– Делал мир лучше.

Чёрное полотно поглощало свет, излучаемый хаотично разбросанными по нему разноцветными точками. Снаружи сфера панорамы могла показаться небольшой, но только если не знать, какое огромное пространство она отображала. Зелёные точки – маленькие миры, не представляющие особого интереса. Синие точки – миры средних размеров, но мёртвые, пустынные, а потому пока оставленные без внимания. Таких было больше всего. Красные – крупные миры-источники, красные с белым – они же, но уже подготовленные к преобразованию. И, наконец, белые точки – миры, преобразованные в чистую энергию.

Грогган улыбнулся. Белых точек с каждым днём становилось всё больше и больше. Процесс продвигался очень быстро. Количество красных миров сократилось уже на десять процентов. Ещё несколько десятилетий в таком темпе – и с ними будет покончено, а остальные планеты уже не станут оказывать сопротивление.

«Они сопротивляются, потому что не могут понять . Если бы они могли, никого не пришлось бы уговаривать. Никого не пришлось бы убивать. Но нет, они слишком привязаны к своим телесным оболочкам, слишком держатся за своё жалкое короткое существование, чтобы понять такое. Они слишком твердолобы и недальновидны, чтобы видеть тщетность череды телодвижений, высокопарно называемой жизнью. Жизнь – это короткая дорога к вечной смерти, и не более. Зачем столько патетики при её защите?

Тот, кто создал Вселенную, намеренно сделал так, чтобы любой её обитатель – живой или не живой – имел ограничения. Ограничение, распространяющееся буквально на всё – это время. Самая глупая идея Создателя. Всё вынуждено подчиняться времени, никто не в состоянии превозмочь его. Но за пределами вселенского кокона нет времени. Оттуда всё наше «бескрайнее» Сущее выглядит не больше, чем набором мельчайших частиц, замерших в суперпозиции. Это же смешно! Мы переживаем, что наше время заканчивается, а на самом деле мы – лишь масса, недвижимая, неживая масса. Масса, которая хочет казаться бо̀льшим, чем является. Чтобы самой себе казаться богатой, разнообразной, интересной. Бесконечной.

Но рано или поздно время закончится даже у Вселенной. Есть ли смысл в столь несовершенном творении? Есть, но только если ты хочешь создать нечто более совершенное, учтя все допущенные в черновом варианте ошибки. И так как мы являемся частью черновика, на нас лежит ответственность за то, чтобы преобразить слепую массу в идеал.

Тринерон как раз способен создать такой идеал из нашего несовершенства. И мы с радостью принесём себя в жертву ради этого. Потому что мы – предки по-настоящему живых созданий, над которыми не будет властно ни время, ни любые другие ограничения. И именно их появление станет чудом, а не та глупая ошибка, что привела к зарождению нашей вселенной».

…Его мысли прервало тянущее чувство, начинающееся от шеи и постепенно спускающееся по позвоночнику.

«Зов. От Вернона. Чего ему надо? Мы же расстались пару часов назад».

Гадливо поморщившись, Грогган развеял панораму и принял вызов.

Появившийся в светящемся окне архимаг выглядел очень злым и очень обеспокоенным.

– Говори, – сказал слуга Тринерона.

– У нас неприятности, – сквозь зубы просипел Вернон.

Усмехнувшись, Грогган спросил:

– Какие у нас, – он сделал ударение на этих словах, – могут быть неприятности? О чём ты, дружок?

– Кое-кто заявился в мою башню. Навёл здесь хаос, – глаза архимага сверкнули от злости. – Нижние этажи выжжены. Те, что выше, разгромлены. Двадцать два адепта мертвы. Ещё восемь пропали без следа. Пятнадцать раненых. А в своём кабинете я обнаружил вот что, – Вернон сместился в сторону и расширил угол обзора окна.

Глазам слуги Тринерона предстала комната, интерьер которой он когда-то довольно высоко оценил. Сейчас от него ничего не осталось. На полу в разных местах лежало три трупа, ещё один был пригвождён к стене, ещё один, обезглавленный, – к потолку. Почти вся мебель превратилась в щепки, щедро политые кровью. Уцелел один лишь массивный рабочий стол, на нём лежал шестой труп, вскрытый от горла до пупка. Его внутренности лежали рядом, разложенные в обратном порядке. Сердце среди них отсутствовало, присмотревшись, Грогган обнаружил его в глотке несчастного, прижатое наполовину оторванной челюстью.

На стене напротив двери, где ранее висел портрет Вернона, теперь красовался наскоро намалёванный кровью знак вопроса.

Слуга Тринерона нахмурился.