Джон Френч - Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман)

— Я не прячусь, — отрезал он, но затем вздохнул так, будто в нем сидела куда более старая душа. — Я сделал кое-что, чего делать не следовало. Кое-что натворил, поэтому не хочу возвращаться.

— Что ты сделал?

— Ничего плохого. Но они узнают. Они придут и заберут меня. Я чувствую это.

Селандра снова услышала шакалий вой, а затем ответ, чуть дальше, но на этот раз не стала оборачиваться.

— Кто они?

— Мой брат, — объяснил мальчик, качая головой. — Люди, которых послал мой брат.

По спине Иобель пробежал холодок. Она сделала медленный вдох.

— Твой брат?

— Да.

Инквизитор постаралась не выдать обуявших ее чувств. Все, что она могла, это смотреть в лицо мальчика, чьи глаза теперь казались черными в свете костра, на простую юность и человечность в его чертах. И смутное сходство стало узнаванием.

Мальчик заговорил снова, не сводя глаз с костра. Пламя пульсировало и струилось на ветру. Вот только ветра не было.

— Я не могу вернуться. Это не мое время. Пока нет. — Он взглянул на нее, и на миг ей показалось, будто она заметила яркий синий блеск в его радужках.

— Как тебя зовут? — спросила она.

У нее за спиной раздалось рычание. Шеи коснулось влажное, воняющее гнилым мясом дыхание. Иобель обернулась и, потянувшись за горящей веткой, начала вставать.

Из тьмы на нее смотрела стена глаз. Пламя высветило клыки и языки под дисками отраженного света. Рука Иобель сомкнулась… ни на чем. Костер исчез. Но глаза шакалов все еще светились, холодные и яркие, словно монеты в лунном свете.

Мальчик встал позади нее и плавным движением поднял руку к ближайшему шакалу. Судя по размерам, существо было вожаком стаи. На покрытой мехом голове блестела кровь. Мальчик провел рукой по шее зверя, и тот шумно выдохнул сквозь сжатые челюсти. Ребенок повернулся к ней, и теперь его глаза были такими же, как у шакалов у него за спиной.

— Я не видел джинна, которого ты ищешь, Селандра Иобель, — с холодным торжеством произнес мальчишка. — Но это — царство секретов и тех, кто их прячет.

— Это ты, Ариман? — спросила она. — Это воспоминание о тебе самом до того, как тебя забрали в легион. Воспоминание, сокрытое на границе твоего «я».

Мальчик впервые улыбнулся, и Иобель увидела, что его зубы — черные гнилые пеньки за кругом изорванных губ. Тени, скопившиеся в морщинах на лице, стали трещинами на пергаментной коже.

— Я — не мой брат, — сказал он. — Я мертв так же, как и ты. — Шакалы рядом с ним не моргая смотрели на Иобель. Тьма сгущалась. — Но это царство давно минувшего прошлого, и здесь я свободен.

На нее опустился холод, режа и выкручивая.

— Свободен? — выдавила инквизитор.

Мальчик покачал головой, словно устав от болтовни.

— Ты — плохой человек, Иобель, и вряд ли честный, но спасибо за то, что посидела со мной у костра. Возможно, ты никогда не достигнешь конца своего путешествия, а если все же достигнешь, то можешь пожалеть об этом. — Она моргнула, а затем были только чернота и мороз, а голос мальчика, казалось, доносится откуда-то высоко сверху. — Иди к началу всего. Вот к чему все приводит в конечном итоге.

А затем ее подхватила тьма, и больше она ничего не слышала.

Иобель очнулась под полуденным солнцем, уткнувшись лицом в песок. Ветер уже успел разогреть ее тело. Она не уснула, просто на мгновение перестала существовать. От костра не осталось ни следа, как и от отпечатков ног, за исключением ее собственных, почти заметенных ветром.

Она закуталась плотнее и начала взбираться на склон очередного бархана. На горизонте мерцали города из стекла. Инквизитор продолжила путь, задаваясь вопросом, наступит ли снова ночь.

Перевертыш ждал. Терпение было частью его натуры, как и нетерпимость к порядку. Оба качества помогали развлекать Великого и Непостижимого Изменяющего Все, но именно терпение делало его шутки возможными. И задание, которое ему поручили, было одним из величайших и интереснейших. Для выполнения потребуется изощренность, немало изощренности, и наиболее окольные пути между точкой, где он сейчас находился, и той, где ему предстояло оказаться.

Поэтому он лежал в лакуне между двумя событиями: тем, что уже произошло, и тем, что вот-вот случится.

Он наблюдал. Перевертыш видел, как детали из прошлого ввинчиваются в настоящее и закручиваются в будущее. Он не пытался выяснить, куда приведут эти вращающиеся загадки причины и следствия. Он не мог этого разглядеть, да его это и не заботило. Были другие, что безустанно следили за подобными вещами, и как их природой было предсказание и придание формы, так природа Перевертыша состояла в сбивании с толку, запутывании, порче. Такова была бесконечная прихоть и жестокость его повелителя.

Он наблюдал за тем, как мальчик растет на планете, которая однажды погибнет. Мальчик стал существом превыше человека и открыл внутри себя силы. Горечь и ошибки привели мальчика, который стал теперь воином, к разрухе. Круговорот жестокости и гордости был приятным — или был бы приятным, если бы Перевертыш мог чувствовать.

Он наблюдал, и миновали тысячелетия, и время не проходило вовсе. А затем событие, которого он так ждал, наконец-то случилось.

Оно было крошечным, совсем незаметным.

На корабле уснул человек. Он был мужчиной, который родился и состарился на этом корабле. Человек не знал, что умирает. Его тело ослабло за годы натягивания цепей, которые поднимали снаряды из отверстия в полу и через проем в палубе над головой. Грязная вода и дрянная еда доделали остальное. Через неделю ли, через месяц или через год он упадет, когда будет тянуть цепь, и больше не поднимется. Вот только ничего подобного не произойдет.

Перевертыш проник в сон мужчины, и он больше не проснулся.

Человек не знал, что был одаренным. Как и у мальчика, который стал воином, в нем были семена экстраординарности, но семена эти не взошли, и мужчина так и не узнал, что сны, посещавшие его все три десятилетия жизни, принадлежали не ему.

Перевертыш проснулся вместо человека, когда ударил колокол, знаменующий начало смены. Он вздрогнул под покрывалом и закашлялся, в точности как это делал каждое утро смертный, чью кожу он теперь носил.

— Подъем! — раздался машинный голос, и палубу лизнула плеть.

Перевертыш сбросил покрывало и побрел вперед. Вокруг было много шума, много потной и торопящейся плоти. Он пристально наблюдал, подыскивая следующего носителя.

Кончик плети хлестнул человеческое лицо Перевертыша. Он отшатнулся, ощутив, как из рассеченой щеки брызнула свежая кровь.

— Живее! — произнес голос над ним.

Перевертыш поднял глаза и встретился взглядом с огромным мускулистым надзирателем, чья нижняя челюсть была железной. Мышцы человека блестели от масла. Плеть свернулась обратно в металл его правой руки. — Будешь пялиться дальше, и я тебе лицо сдеру.