Стивен Эриксон - Падение Света

Было трудно смотреть на командира, не бросив торжествующего взгляда на Эмрал Ланир. Дыхание вдруг замерло в груди историка. — Милорд?

— Не поздно. Я пойду в Палату Ночи. Потребую лорда Драконуса. Воззову к его чести.

— Муж чести, — проговорила Ланир медленно, будто подыскивая слова, — не позволит проливать слишком много крови ради своего имени.

«А Мать Тьма? Как насчет ее любви, цепями обвившей лорда Драконуса? Консорт или супруг — различие много меньше, чем считают почти все. Различие стало оружием, его схватили тысячи рук. Она приблизила его, чтобы умерить скорбь сердца. Боль по раздираемому надвое, уничтожающему самое себя королевству. Боль по разлученным детям, по Свету, льющемуся во Тьму. Щедрому, как кровь, жидкому как слезы.

Я не стану записывать. Не сохраню наши злокозненные манипуляции. На целые века мои чернила вымарают этот день, погрузят его в безмолвие. Пусть измышляют теории, бросают лот в пропасть мотиваций и тайных страхов. Пусть одни защищают Сильхаса Руина, а другие обвиняют его.

Иди же, командир, разбуди змею в логове. Лорд Драконус не сбежит, ибо она не позволит ему такой роскоши. Тут не его гордыня, а ее. Гордыня и любовь, сила первого как бы освящает последнее. Мы забрели, командир, в место, куда не стоило входить никому».

Он не отрывал глаз от линии на дне низины.

«Ибо мы сделали любовь женщины полем брани, и увидим, как ее возлюбленный станет жертвой.

Нет, не буду записывать».

Сильхас натянул удила, но заколебался. — Я воин, — сказал он. — Я не бегу от необходимости. Если нужно сражаться с Ветой Урусандером и его легионом, я поведу бой.

— Никто не сомневается в ваших достоинствах, — ответила Ланир.

Они ждали.

— И все же, — продолжал Сильхас, — если мир можно получить на грани резни, волей одного мужчины…

— Воззовите к его чести, — велела Ланир. — Лорд Драконус полон чести.

— Воля не одного, — добавил Херат, — но двух мужей. Такое будет помнить и восхвалять.

Сильхас скривился и Райз заподозрил, что зашел слишком далеко и даже что ошибся, оценив степень тщеславия собеседника. — Я буду, — зарычал Руин, — лишь глашатаем его совести. Когда затихнут отзвуки подков моего коня, мало что еще останется. — Он сурово поглядел на историка. — Надеюсь, это понятно.

Райз кивнул.

Все трое обернулись на стук копыт. На дороге из Харкенаса показались всадники. Кедорпул и Эндест Силанн.

Ланир подала голос: — Лучше вам уехать, милорд. Это мое дело, не ваше.

— Кедорпул обещал волшебство, — сказал Сильхас.

— В битве этого следует избегать, милорд.

Сильхас Руин развернул скакуна. Он встретит приехавших на узкой тропе, но едва ли обменяется с ними парой слов. — Поскачу в Палату Ночи, — объявил командир. — Но это дело, Верховная Жрица, не им обсуждать. Остудите их. Обманите, если нужно, но не дайте встать на моем пути.

— Как скажете, милорд.

Сильхас уехал, переводя коня в быстрый галоп.

Райз Херат оглянулся на долину. — Итак, мы это сделали, — сказал он тихо.

— Бросьте такой тон, — рявкнула Ланир. — Осуждением вы ничего не добьетесь. Нельзя предугадать, к чему приведет беседа с Драконусом. Дело ушло из наших рук, историк.

Однако он покачал головой: — Помогает ли ваш дым, верховная, заполнить тело и ослепить чувство вины? Если так, боюсь, я присоединюсь к вам. Наглотаемся мути до полной бесчувственности, и пусть мир несется куда хочет. Пусть облака заполнят наши вены, поглотят камеры сердец, пусть шепчут, суля забвение.

Если она и хотела резко ответить, то осеклась — прибыли Кедорпул и Силанн.

— Верховная Жрица! — крикнул Кедорпул, натягивая поводья. — Меня третируют, мне не говорят ни слова! Не пора ли обсудить битву? И куда он скачет?

— Не обижайтесь, — отвечала Ланир. — Время еще есть. Командиру нужно за многим проследить. Скажите, вы доставили новости о Легионе Хастов?

Кедорпул нахмурился и потряс головой. — Ничего с юга, и это уже тревожит. Нельзя надеяться на победу над Лиосан при помощи одних лишь домовых клинков.

— Тогда какого рода планы вы желали обсуждать? — удивился Райз.

— Мое волшебство, разумеется! Оно находит форму.

— Форму?

— Я измыслил зловещий план, историк. Готов противостоять Хунну Раалу.

Херат поглядел на Эндеста Силанна. Тот казался истощенным, постаревшим, запуганным. Херат заподозрил: он пришел сюда не по своей воле. Ладони крепко замотаны льняными бинтами, на них золотистые разводы и алые кляксы. Грубый шерстяной плащ защищает от холода, но голова обнажена. — Эндест Силанн, вы принесли благословение Матери новоявленной магии Кедорпула?

— У нее темный вкус, — ответил жрец, не встречаясь с историком взглядом.

— Значит, она одобрила?

Чуть помедлив, жрец покачал головой.

— У нее мириады аспектов, — вмешался Кедорпул, круглые щеки ярко пылали, и весь он походил на ожиревшего ребенка. — Многие силы ею не замечены или не признаны. Я тяну из них, удостоверяясь, что не нарушил ее спокойствия.

Эндест искоса глянул на Кедорпула, будто объяснения его не удовлетворили, но промолчал.

Ланир кашлянула, прочищая горло, что делала в последнее время слишком часто. — Увы, ваш путь оказался напрасным, вы измучили Силанна. А ваши движения странно торопливы, Кедорпул. Я озабочена. Говорят, излишнее рвение опасно ослабляет контроль над магией…

— Так говорят лишь погруженные в полное невежество!

— Следите за манерами, сир! — воскликнул Херат.

Кедорпул обернулся к нему с ухмылкой: — А вы понимаете еще меньше, историк. Вы потрясены, пути ваших мыслей прерваны. Что ж, всему миру пора испытать грубое пробуждение.

— Так звоните в колокол раздора, жрец, — ответил Херат устало, — и радуйтесь, видя, как мы разбегаемся от гула.

Оскалившись, Кедорпул развернул коня и яростно ударил по бокам. Удивленное животное скакнуло, колотя копытами по мерзлой почве.

— Молю, пусть он упадет, — пробормотал Эндест, следя за отъездом Кедорпула. — Пусть быстрее спустится его ночь, но никогда не придет заря. Пусть сломается шея, раскатив по снегу новоявленные амбиции. Пусть неловкое тело попадет под копыта, пусть ужас природы пред его замыслом останется ложным.

— Мощное проклятие, — сказал Райз Херат, до костей содрогнувшийся от тона собеседника.

Эндест Силанн пожал плечами. — В моих словах нет ничего мощного, историк. Мое дыхание, как и ваше, может лишь извергать бесполезные предупреждения, перемещая пригоршни воздуха, но ветер быстро развеет их. Все наши слова вызовут меньше последствий, чем взлет воробья с ветки.

Райз Херат не нашел возражений.

Но Эмрал Ланир сказала: — Вы можете удивиться, жрец. Простые слова развязали гражданскую войну, и наши судьбы зависят от слов, кои будут вскоре произнесены — или нет — в Цитадели.