Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

— Кажется, знать радуется возвращению своих слуг, — сухо заметил Лист.

— Думаю, это связано с украденной собачкой, — пробормотал историк. — В любом случае, этому пора положить конец.

Капрал покосился на Дукера.

— Он просто продолжит, когда мы уйдём, сэр.

Историк промолчал.

— Да и кому бы пришло в голову красть собачку? — рассуждал Лист, шагая вместе с Дукером к Ленестро.

— Да кому угодно! У нас есть вода, но голод рядом. Тем не менее один из виканских псов додумался до этого первым — как бы постыдно для нас это ни звучало.

— Я бы сослался на занятость, сэр.

Ленестро заметил новоприбывших и остановился; дышал он тяжело, как кузнечные мехи.

Не обращая внимания на аристократа, Дукер подошёл к слуге. Старик стоял на четвереньках, прикрывая руками голову. Красные рубцы украшали его пальцы, шею и всю костлявую спину. Под ними виднелись следы более старых шрамов. В пыли рядом с несчастным валялся украшенный драгоценными камнями, сломанный ошейник с поводком.

— Не твоё дело, историк, — буркнул Ленестро.

— Эти слуги выстояли под напором титтанцев у Секалы, — произнёс Дукер. — Они помогли сохранить твою голову на плечах, Ленестро.

— Колтейн украл собственность! — завизжал аристократ. — Так постановил Совет! Был назначен штраф!

— Назначен, — подтвердил Лист, — и использован по назначению у выгребной ямы.

Ленестро развернулся к капралу и занёс плётку.

— Предупреждаю, — сказал Дукер, выпрямляясь. — Ударишь солдата Седьмой — или его лошадь, — тебя повесят.

Ленестро явно пытался совладать с яростью, поднятая рука дрожала.

Вокруг собирались другие, они явно сочувствовали Ленестро. Тем не менее историк не думал, что дело дойдёт до насилия. У аристократов, конечно, сидели в голове бредовые представления о мире, но самоубийцами они точно не были.

Дукер сказал:

— Капрал, мы заберём этого человека к целителям Седьмой.

— Так точно, — ответил Лист и быстро спешился.

Слуга потерял сознание. Вместе они подтащили его к лошади и уложили спиной вверх поперёк седла.

— Его следует вернуть мне, как только целители закончат, — заявил Ленестро.

— Чтобы ты его снова избил? Нет, он к тебе не вернётся.

А если тебя и твоих дружков это возмущает, погодите часок — увидите .

— Все нарушения малазанского закона не останутся незамеченными, — завизжал толстяк. — За всё заплатите! С процентами!

Дукер не выдержал. Он резко шагнул вплотную к Ленестро, схватил его обеими руками за ворот плаща и встряхнул так, что щёлкнули зубы. Плётка упала на землю. Глаза аристократа наполнились ужасом — точно как у собачки, которая болталась в зубах у пса.

— Ты, наверное, думаешь, — прошептал Дукер, — что я сейчас начну тебе рассказывать о том, в каком положении мы все находимся. Но совершенно очевидно, что это бесполезно. Ты — безмозглый отморозок, Ленестро. Ещё раз меня доведёшь, будешь свиной навоз жрать и радоваться.

Историк ещё раз встряхнул жалкую тварь и отпустил.

Ленестро упал.

Дукер хмуро посмотрел на лежащее тело.

— Он сознание потерял, сэр, — сообщил Лист.

— Это точно.

Старика, значит, испугался?

— Ну, зачем же так? — жалобно проговорил знакомый голос. Из толпы вынырнул Нэттпара. — Наша очередная петиция и так уже разрослась, а теперь к списку жалоб добавится ещё и личное оскорбление. Как тебе не стыдно, историк…

— Прошу прощения, сэр, — вмешался Лист, — но вам лучше знать — прежде чем вы продолжите бранить историка, — что этот человек поздно встал на учёную стезю. Вы найдёте его имя среди Отмеченных на Колонне Первой армии в Унте. И если бы вы чуть раньше подоспели сюда, увидели бы, каков нрав у старого солдата. Поверьте, только высочайшая выдержка позволила историку взяться обеими руками за плащ Ленестро, а не обнажить свой верный меч и проткнуть мерзавца насквозь.

Нэттпара сморгнул заливавший глаза пот.

Дукер медленно повернулся к Листу.

Капрал заметил смятение на лице историка и подмигнул ему.

— Нам лучше поспешить, сэр, — сказал он.

Толпа на площадке сохраняла гробовое молчание и взорвалась, только когда оба скрылись в проходе между шатрами.

Лист шагал рядом с историком и вёл свою лошадь в поводу.

— Всё-таки меня поражает, как они упорствуют — верят, что мы переживём этот поход.

Дукер удивлённо посмотрел через плечо.

— А в тебе нет такой веры, капрал?

— Нам не дойти до Арэна, историк. А эти дураки пишут петиции, жалобы — на тех самых людей, которые спасают им жизнь.

— Очень нужно поддерживать иллюзию порядка, Лист. Во всех нас.

Юноша насмешливо скривился.

— Не заметил, как вы там проявляли сочувствие, сэр.

— Само собой.

Они покинули лагерь знати и вошли в хаос тропок между повозками с ранеными. Голоса вокруг сливались в немолчном хоре боли. Дукер похолодел. Даже походный госпиталь — на колёсах — нёс в себе глубокое чувство страха, вопли отчаянной борьбы за жизнь и молчание смирения, поражения. Многочисленные утешительные покровы жизни здесь были сорваны, а под ними — раздробленные кости, внезапное осознание смерти, пульсирующее, как обнажённый нерв.

Эти понимание и откровение создавали посреди прерии такую густую атмосферу, о какой жрецы могли только мечтать в своих храмах. Страх божий — это страх смерти. Там, где люди умирают, боги уже не стоят между ними и смертью. Там заканчивается благословенное заступничество. Они отступают назад, во врата, и ждут с другой стороны. Смотрят и ждут.

— Нужно было другой дорогой идти, — пробормотал Лист.

— Даже если бы у нас не было раненого на лошади, капрал, — заметил Дукер, — я бы настоял, чтобы мы прошли здесь.

— Я уже выучил этот урок, — напряжённым голосом ответил Лист.

— Судя по сказанному сегодня, я бы предположил, что урок, который ты выучил, отличается от моего, парень.

— Это место тебя бодрит, историк?

— Делает сильнее, капрал, хоть это и холодная сила, признаю. Забудь об играх Взошедших. Вот что мы есть. Бесконечная борьба без прикрас. Исчезают идиллия, обман собственной важности, ложная скромность собственной незначительности. Даже когда мы сражаемся в глубоко личных битвах, мы едины. Здесь все равны, капрал. Это урок, и мне кажется, не случайно безумной толпе в золоте и бархате приходится идти вслед за этими повозками.

— Однако немного же этих кровоточащих откровений запятнали умы знати.

— Да ну? Я в них почувствовал отчаяние, капрал.

Лист приметил целительницу, и они передали слугу в окровавленные руки женщины.

Солнце коснулось горизонта прямо перед ними, когда Дукер и Лист добрались до главного лагеря Седьмой. Лёгкий дымок от горящих кизяков позолоченной вуалью висел над строгими рядами палаток. Рядом два взвода взялись тягаться в поясник, используя вместо мяча кожаный подшлемник. Вокруг столпились крикливые болельщики. В воздухе звенел смех.