Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

Геборик скривился.

— Это дурное предзнаменование.

— Наоборот. Мы вольны разработать собственные.

— Даже если богиня тебя не направляла, значит, вели кто-то или что-то иное. Иначе Ша’ик никогда бы не получила таких видений.

— Теперь ты говоришь о судьбе. Об этом спорь с другими философами, Геборик. Не всякую загадку можно отгадать, как бы ты ни верил в обратное. Прости, если тебе от этого больно…

— Нет, это ты прости. Но мне кажется, что если смертные — фигуры на доске, то то же и с богами.

— «Противоборство стихийных сил», — с улыбкой сказала она.

Брови Геборика приподнялись, затем он нахмурился.

— Цитата. Знакомая…

— Конечно, знакомая. Эти слова высечены над Императорскими вратами в Унте. Это сказал Келланвед, чтобы оправдать разрушение созиданием — расширение Империи во всей её алчной славе.

— Худов дух! — прошипел старик.

— Я заставила тебя задуматься о другом, Геборик?

— Да.

— Ну, побереги дыхание. Это тема для твоего следующего трактата — не сомневаюсь, старые дурни в пляс пустятся от восторга.

— Старые дурни?

— Другие философы. Твои читатели, Геборик.

— А-а.

На некоторое время они снова погрузились в молчание.

— Что будешь делать? — тихо спросил старик.

— С тем, что там произошло?

— С тем, что по-прежнему происходит. Корболо Дом устраивает бессмысленную резню, прикрываясь твоим именем…

— Во имя богини, — поправила Ша’ик, услышав сдержанный гнев в собственном голосе. Она уже говорила об этом с Леоманом — в резких выражениях.

— Вести о «возрождении», наверное, добрались до него…

— Ещё нет. Я запечатала Рараку, Геборик. Буря вокруг пустыни может снять плоть с костей. Даже т’лан имасс не смог бы пройти.

— Но ты дала знак, — возразил старик. — Вихрь.

— И это вызвало в сердце Корболо Дома сомнения. И страхи. Он всей душой жаждет исполнить то, что начал. И он по-прежнему свободен, поэтому может удовлетворять свои навязчивые желания…

— Так что же ты будешь делать? Да, мы можем выступить, но у нас уйдут месяцы на то, чтобы добраться до Арэнской равнины, а к тому времени Корболо Дом даст Тавор все возможные основания для жесточайшей кары. Восстание и так было кровавым, но твоя сестра сделает такое, что всё это покажется царапиной на заднице.

— По-твоему, она лучше меня, Геборик, не так ли? Что касается тактики…

— У нас есть прецедент: как далеко твоя сестра может зайти в жестокости, — проворчал он. — Вот он — стоит передо мной…

— И в этом — моё самое большое преимущество, старик. Тавор думает, будто столкнётся с ведьмой пустыни, которой никогда не видела. Неведение заставит её презирать такое создание. Но я своего врага знаю.

Далёкий рёв Вихря у них за спиной вдруг зазвучал иначе. Ша’ик улыбнулась. В следующий миг Геборик тоже почувствовал изменения. Он обернулся.

— Что происходит?

— Нам не потребуются месяцы, чтобы добраться до Арэна, Геборик. Ты никогда не задумывался, что такое Вихрь?

Слепые глаза бывшего жреца поражённо распахнулись, когда он посмотрел на колонну из песка и ветра. Ша’ик задумалась, как сверхъестественные чувства покажут ему этот феномен, но следующие слова подтвердили: он узрел истину.

— Клянусь богами, он же падает!

— Путь Дриджны, Геборик, станет нашей дорогой на юг.

— А мы успеем туда вовремя, Фели… Ша’ик? Успеем остановить безумие Корболо Дома?

Она не стала говорить ему, что уже слишком поздно.

Когда Дукер выехал из ворот, руки в перчатках схватили поводья и заставили его кобылу резко остановиться. Рука поменьше вцепилась в руку историка, отчаянно сжала. Он посмотрел вниз и увидел в лице Бездны мучительный ужас, от которого по жилам раскатился лёд.

— В башню! — умоляюще воскликнула она. — Быстрее!

Странный гул раскатился по стенам Арэна, этот звук тьмой заполнил пыльный воздух. Соскользнув с седла, Дукер почувствовал, как сердце его заколотилось. Бездна потащила его через толпу солдат гарнизона и беженцев. Он чувствовал прикосновения других рук — люди трогали его, словно благословляли или просили благословения.

Внезапно впереди показался сводчатый портал, ведущий к полутёмной лестнице, которая поднималась вдоль одной из внутренних стен башни. Гул на стенах уже превратился в рёв — бессловесный вопль возмущения, ужаса и боли. В башне он раскатился безумным эхом, нарастал с каждой ступенькой, на которую ступали колдунья с историком.

На средней площадке она протащила его мимо Т-образных амбразур, к которым прижались двое лучников, и дальше — вверх по истёртым ступеням. Ни один из лучников их даже не заметил.

Когда колдунья и Дукер подошли к столбу яркого света под люком, до них донёсся дрожащий голос:

— Их слишком много… я ничего не могу сделать, нет-нет, боги, помилуйте меня, — их слишком, слишком много…

Бездна поднялась наверх, за ней последовал Дукер. Они оказались на широкой площадке. У внешней стены стояли три фигуры. В левой Дукер сразу же узнал Маллика Рэла — советника, которого он в последний раз видел в Хиссаре, — чьё шёлковое облачение трепетало на горячем ветру. Человек рядом, наверное, был Первым Кулаком Пормквалем — высокий, жилистый, сутулый, в такой роскошной одежде, что король бы позавидовал, его бледные руки трепетали на парапете, словно пойманные птицы. Справа от него стоял солдат в хорошо подогнанных доспехах, торквес на левой руке указывал на чин командора. Он обхватил себя мускулистыми руками, словно пытался сам себе переломать кости. Казалось, командор вот-вот взорвётся.

Рядом с люком сидел Нихил — совершенно разбитый. Юный колдун обратил к Дукеру серое постаревшее лицо. Бездна бросилась к брату и отчаянно обняла его, а потом не захотела или не смогла отпустить.

Солдаты на стенах рядом вопили, этот звук резал воздух, словно серп самого Худа.

Историк подошёл к стене рядом с командором. Руки Дукера коснулись нагретого солнцем камня мерлона. Он взглянул на равнину и едва подавил вскрик. Паника охватила его, когда историк увидел, что происходит на склоне ближайшего кургана.

Колтейн.

Над всё сжимающейся массой из едва ли четырёх сотен солдат развевались три знамени: штандарт Седьмой; полированный, собранный собачий скелет клана Дурного Пса; чёрные вороньи крылья на бронзовом диске, который отчаянно блестел на солнце. Нерушимые знаменосцы продолжали гордо и высоко поднимать их.

Повсюду со звериной яростью бушевали тысячи воинов Корболо Дома, масса пехотинцев безо всякой дисциплины, одержимая лишь жаждой убийства. Кавалеристы скакали по краям этой толпы, чтобы перекрыть пространство между курганом и городскими стенами — однако не рисковали подъезжать близко, чтобы не попасть под обстрел лучников Арэна. Личная гвардия Корболо Дома и, несомненно, лично Кулак-предатель расположились на предпоследнем кургане, там уже соорудили помост, словно чтобы получше разглядеть то, что происходит на соседнем холме.