Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

Икарий стоял лицом к пустыне: стрела на тетиве, лук натянут. В тридцати шагах от него покачивался на четырёх мощных лапах огромный бурый медведь, зверь приподнял голову и принюхивался. Одиночник догнал их.

Маппо присоединился к спутнику.

— Этого я знаю, — тихо произнёс трелль.

Ягг опустил оружие и ослабил тетиву.

— Обращается, — сказал Икарий.

Медведь накренился вперёд.

Маппо заморгал, потому что зрение на миг помутилось. Он почувствовал вкус песка, ноздри раздулись от сильного, пряного запаха превращения. Трелль ощутил инстинктивную волну страха, сухость во рту, от которой стало трудно глотать. В следующий миг обращение завершилось, и к спутникам шагнул человек — голый и бледный под палящими лучами солнца.

Маппо медленно покачал головой. Под личиной одиночник был огромной, мощной горой мышц — но теперь Мессремб оказался ростом всего в пять футов, почти безволосым, худым, как кость, узколицым человечком с лошадиными зубами. Его маленькие глазки цвета граната поблёскивали среди смешливых морщинок, которые вызвала появившаяся на лице одиночника улыбка.

— Маппо Трелль! Нос мне подсказал, что это ты!

— Давно не виделись, Мессремб.

Одиночник с интересом рассматривал ягга.

— О да, это было к северу от Нэмила.

— Думается, тамошние девственные сосновые леса тебе больше подходили, — проговорил Маппо, вспоминая те времена, вольные дни, когда огромные караваны треллей ещё отправлялись в великие странствия.

Улыбка исчезла с лица одиночника.

— Это точно. А ты, господин, должно быть, Икарий, создатель механизмов, а ныне — погибель д’иверсов и одиночников. Знай, что я чувствую большое облегчение от того, что ты опустил лук — у меня сердце едва не выскочило из груди, когда я заметил, что ты прицелился.

Икарий хмурился.

— Я не стал бы ничьей погибелью, будь выбор за мной, — произнёс он. — На нас напали без предупреждения, — добавил он, но в голосе ягга прозвучала странная неуверенность.

— То есть у тебя не было возможности предупредить это злополучное создание. Да упокоятся части его души. Я-то — уж точно не опрометчив. Единственный мой бич — любопытный нос. «Что это за запах смешивается с Маппиным, — подумал я, — так похож на яггутский, но чуть-чуть иной?» Теперь, когда глаза дали мне ответ, я готов продолжить свой путь по Тропе.

— Ты знаешь, куда он тебя приведёт? — спросил Маппо.

Мессремб словно оцепенел.

— Вы видели врата?

— Нет. Что ты ожидаешь там найти?

— Ответы, старый друг. Теперь позвольте вас избавить от запаха моего превращения и отойти на некоторое расстояние. Пожелаешь мне всего доброго, Маппо?

— Конечно, Мессремб. И добавлю к пожеланию предупреждение: четыре ночи назад мы столкнулись с Рилландарасом. Будь осторожен.

Что-то от медвежьей дикости мелькнуло в глазах одиночника.

— Я его поищу.

Икарий и Маппо смотрели вслед человечку, который вскоре скрылся за каменным выступом.

— Безумие кроется в нём, — заметил Икарий.

От этих слов трелль вздрогнул.

— В них всех, — вздохнул Маппо. — Подъёма я пока не нашёл, кстати. В пещере ничего нет.

До спутников вдруг донёсся неспешный стук подкованных копыт. На тропе, идущей вдоль склона, появился человек на чёрном муле. Он сидел, скрестив ноги, на высоком деревянном седле, и был закутан в изорванную, грязную телабу. Руки, лежавшие на резной луке седла, были цвета ржавчины. Лицо скрывал капюшон. Мул казался странным: шерсть — чёрная, кожа внутри ушей — чёрная, даже глаза — чёрные. Ровный цвет ночи нигде не нарушался, если не считать грязи и пятен, похожих на засохшую кровь.

Приблизившись, человек покачнулся в седле.

— Входа нет, — прошипел он, — только выход. Час ещё не настал. Жизнь, данная за жизнь отнятую, запомни эти слова, запомни! Ты ранен. Светишься от заражения. Мой слуга позаботится о тебе. Услужливый человек с просоленными руками: одна морщинистая, другая розовая — осознаёшь важность? Ещё нет, ещё нет. Так редко приходят… гости. Но я вас ждал.

Мул остановился напротив расселины и бросил на двух странников печальный взгляд, когда всадник попытался распрямить согнутые ноги. При этом человек поскуливал от боли, и, в конце концов, отчаянные усилия нарушили его равновесие так, что, взвизгнув, незнакомец свалился с седла и мешком рухнул в песок.

Увидев ярко-алую кровь, которая проступила на ткани телабы, Маппо шагнул вперёд.

— Ты и сам ранен, господин!

Человек извивался на земле, словно полупарализованная черепаха, ноги его так и оставались скрещенными. Капюшон свалился, открыв большой крючковатый нос, клочковатую тонкую бородёнку, лысую макушку, покрытую татуировками, и кожу цвета тёмного мёда. На искажённом гримасой лице сверкнул ряд великолепных белых зубов.

Маппо опустился на колени, пытаясь рассмотреть рану, из которой вылилось столько крови. Мощный запах железа щекотал ноздри треллю. Потом Маппо сунул руку под балахон незнакомца и вытащил открытый бурдюк. Хмыкнув, он посмотрел через плечо на Икария.

— Не кровь. Краска. Красная охра.

— Помоги мне, олух! — рявкнул человек. — Ох, ноги мои, ноги!

В недоумении Маппо помог человеку распрямить ноги, при этом каждое движение сопровождалось жалобными стонами. Как только человек поднялся и сел, он тут же начал лупить самого себя по бёдрам.

— Слуга! Вина! Вина, чтоб тебя, тупица безголовый!

— Я тебе не слуга, — холодно сказал Маппо, отступая на шаг. — И я не беру с собой вино, когда иду через пустыню.

— Да не ты, варвар! — Человек гневно оглянулся. — Где он?

— Кто?

— Слуга, разумеется. Он думает, что возить меня — это его единственная обязанность… Ага, вот он!

Проследив за взглядом человека, трелль нахмурился:

— Это мул, господин. Сомневаюсь, что он сумеет откупорить бурдюк с вином, не говоря уж о том, чтоб наполнить кубок. — Маппо улыбнулся Икарию, но ягг не обращал внимания на происходящее: он снял тетиву с лука, а теперь устроился на камне и чистил меч.

Продолжая сидеть на земле, человек набрал пригоршню песка и швырнул её в мула. От испуга зверь заревел, рванулся к расселине и вскоре скрылся в пещере. С натужным стоном человек поднялся на ноги и стоял, покачиваясь, его руки быстро теребили одна другую, словно от нервного тика.

— Так-то, нагрубил гостям, — пробормотал он с неуверенной улыбкой. — Как-то! Как-то нагрубил гостям, я имел в виду. Бессмысленные извинения и добродушные жесты очень важны. Нижайше прошу прощения за временное падение гостеприимства. О да, очень прошу. Мои манеры оказались бы получше, не будь я настоятелем этого храма. Послушнику следует подлизываться и скоблить полы, а потом ворчать и жаловаться в компании собратьев по несчастью. Ага, вот и Слуга.