Джордж Мартин - Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом

Мир растворился в красном тумане. Джон колол, рубил, резал. Уложил Донала Нойе, вспорол живот Глухому Дику Фолларду. Куорен Полурукий упал на колени, зажимая рану на шее. «Я лорд Винтерфелла!» — выкрикнул Джон. Перед ним вырос Робб с мокрыми от снега волосами, и Джон снес ему голову Длинным Когтем. Чьи-то узловатые пальцы схватили его за плечо. Джон обернулся назад — и проснулся.

Ворон клевал ему грудь. Когда Джон согнал его, тот с недовольным криком «Сноу» перелетел на столбик кровати и злобно уставился вниз.

Светает уже. Час волка. Скоро встанет солнце, и четыре тысячи одичалых пройдут за Стену. Безумие. Джон запустил обожженную руку в волосы, в который раз спрашивая себя, что он такое затеял. Когда откроют ворота, ничего уже не поправишь. С Тормундом должен был договариваться кто-нибудь умудренный опытом. Старый Медведь, Джереми Риккер, Куорен Полурукий, Деннис Маллистер. Или, к примеру, дядя… Но теперь уж поздно жалеть. У каждого выбора есть свой риск и свои последствия. Он доиграет эту игру до конца.

— Зерно, — бормотал ворон, пока Джон одевался впотьмах. — Король. Сноу, Джон Сноу. — Странно: на памяти Джона эта птица ни разу не называла его полным именем.

Завтракал он в трапезной со своими офицерами. Поджаренный хлеб, яичница, кровяная колбаса, ячневая каша, светлое водянистое пиво.

— Все готово, — доложил Боуэн Мурш. — Если одичалые не нарушат условий, мы будем действовать согласно приказу.

«А если нарушат, будет резня».

— Не забывайте, что люди Тормунда изголодались, замерзли и сильно напуганы, — сказал Джон. — Некоторые из них ненавидят нас не меньше, чем некоторые из нас — их. Обе стороны ступают по тонкому льду: одна трещина, и провалятся все. Первую кровь, если она будет, ни в коем случае не должны пролить мы — иначе я, клянусь старыми богами и новыми, отрублю виновному голову.

— Так точно, милорд… будет исполнено… как прикажете, — слышалось в ответ. Офицеры один за другим пристегивали мечи, надевали плащи и выходили на холод.

Последним из-за стола встал Скорбный Эдд Толлетт: ночью он приехал с шестью повозками из Бочонка, известного ныне как Шлюшник. Повозки предназначались для новых копьеносиц, которых Эдд должен был отвезти в крепость к их сестрам.

Джон, на удивление довольный тем, что вновь видит эту кислую образину, смотрел, как Эдд подбирает хлебом желток.

— Ну, как там у вас дела?

— Лет через десять отстроимся, — отвечал Эдд. — Когда мы приехали, там было полным-полно крыс. Копьеносицы перебили их, теперь там полным-полно копьеносиц. Иногда я скучаю по крысам.

— А как тебе нравится служить под Железным Эмметом?

— Под ним больше Черная Марис служит, милорд, а я мулами занимаюсь. Крапива говорит, они мне родня. Морды у них такие же длинные, это верно, но по части упрямства они ушли далеко вперед, и с их матерями я незнаком. Люблю яишенку, — вздохнул, доев, Толлетт. — Не скармливайте одичалым всех наших кур, ладно, милорд?

Они вышли во двор. На рассветном небе не было ни облачка.

— Хороший будет денек, — сказал Джон. — Теплый, солнечный.

— Чтобы Стена в преддверии зимы плакала? — не согласился с ним Эдд. — По мне, это дурной знак, милорд.

— А если бы снег шел? — улыбнулся Джон.

— Еще того хуже.

— Какая же погода, по-твоему, добрый знак?

— А вот как внутри, в трапезной. Пойду-ка я к своим мулам — они скучают, когда меня долго нет. Не в пример копьеносицам.

С этими словами Эдд пошел к восточной дороге, где стоял его поезд, а Джон — к конюшням. Атлас уже оседлал ему серого скакуна с черной, как мейстерские чернила, гривой. В разведку бы Джон на таком не поехал, но для торжественного выезда конь подходил в самый раз.

Ждала и охрана. Обычно Джон не любил, чтобы его сопровождали, но решил, что в это утро осторожность не повредит. Восьмерка выглядела очень внушительно — в кольчугах, полушлемах, черных плащах. В руках длинные копья, на поясах мечи и кинжалы. Ни одного старика и мальчишки, только зрелые мужи: Тай, Малли, Лью-Левша, Фульк-Блоха, Большой Лиддль, Рори, Гаррет Зеленое Копье. И Кожаный, новый мастер над оружием, доказывающий, что даже сторонник Манса может занять почетное место в Ночном Дозоре.

Когда все построились у ворот, небо на востоке зарделось. Звезды гаснут — выйдя вновь, они увидят, что мир коренным образом изменился. У тлеющих углей ночного костра стояли несколько людей королевы, в окне Королевской башни мелькнуло красное, королева Селиса не появилась.

«Пора».

— Открыть ворота, — тихо сказал Джон Сноу.

— ОТКРЫТЬ ВОРОТА! — взревел громовым голосом Большой Лиддль.

Часовые на высоте семисот футов подняли боевые рога, и звук, отражаясь от Стены, полетел через горы и долы. Аооооооооооооооооо . Один долгий сигнал. Больше тысячи лет он оповещал о возвращении разведчиков, сегодня означает нечто другое. Сегодня вольный народ входит в свой новый дом.

На обоих концах туннеля отодвигали железные засовы и открывали створки. Заря окрасила лед в пурпурные, розовые, золотые тона. Скорбный Эдд прав: Стена скоро заплачет. «Боги, сделайте так, чтобы слезы проливала только она».

Атлас ступил под ледяные своды, светя фонарем. За ним шел Джон с конем в поводу, следом его охрана, следом — Боуэн Мурш с двадцатью стюардами, каждому из которых дали свое задание. Стену держал Ульмер из Королевского леса с полусотней лучших стрелков Черного Замка, готовый ответить градом стрел на любую заваруху внизу.

Тормунд Великанья Смерть восседал на низкорослом коньке, маловатом для столь крупного всадника. При нем были два оставшихся сына, Торегг и юный Дрин, а также шестьдесят воинов.

— Хар-р! — крикнул он. — Телохранители? Так-то ты мне доверяешь, ворона?

— С тобой больше людей, чем со мной.

— И то верно. Поди сюда, парень, и покажись. Мало кому из моих довелось видеть лорда-командующего, а в детстве их стращали вашими разведчиками. Пусть поглядят на тебя и поймут, что Ночного Дозора бояться не надо.

«Это еще как сказать». Джон, сняв перчатку с обожженной руки, свистнул в два пальца. Из ворот выскочил Призрак, конек шарахнулся, Тормунд чуть не свалился с него.

— Не надо, говоришь? Призрак, к ноге.

— Бессердечный ты ублюдок, Джон Сноу. — Тормунд тоже протрубил в рог, и вольный народ понемногу пошел к воротам.

С рассвета и дотемна наблюдал Джон за этой процессией. Первыми шли заложники, сто мальчиков от восьми до шестнадцати лет.

— Запрошенная тобой цена, Джон Сноу. Надеюсь, плач их матерей не будет преследовать тебя по ночам. — Одних мальчишек вели к воротам родители, других — старшие братья и сестры, третьи, особенно подростки, шагали одни, не желая держаться за мамкину юбку.

Два стюарда считали мальчиков и записывали их имена на длинных пергаментных свитках, третий собирал у них ценности и вел свой список. Юные одичалые шли в незнакомое место, на службу ордену, с которым их предки враждовали тысячи лет, но Джон не видел ни слез, ни рыдающих матерей. «Это дети зимы, — сказал он себе. — Слезы, если и появляются, сразу примерзают к щекам». Ни один заложник не попятился и не попытался удрать, входя в темный туннель.