Сергей Лукьяненко - Близится утро

Хелен улыбнулась и кивнула.

Йенс, опередив официанта, подтащил к столику еще два стула. Помог присесть Жану – видно, вымуштровал его лекарь, не хуже, чем Антуан меня.

– А где… – начал Жан.

– Мы разделились, – сразу сказал я. – Это долгая история… Почему вы уехали из Аквиникума?

– В гостинице нас ждало письмо. – Жан нахмурился. – Почерк был незнакомый, но… что-то не так?

– Все правильно, – успокоил я лекаря. – Молодец, Реми… это охранник епископа. Мы просили его оставить вам записку. Все хорошо. Жан, а здесь вы сняли номер?

– Жалкая комнатенка, и за непомерные деньги! – с чувством сказал лекарь. – А вы не смогли?

– Нет. Мы тут… случайно.

Перегнувшись через стол к ним поближе, я принялся рассказывать о наших приключениях. Вкратце, ясное дело. Про встречу с Жераром – тут Йенс выпучил глаза, про то, как к нам присоединился мадьярский паренек Петер, про то, как мы нашли Маркуса, Хелен, Луизу и Арнольда, про руссийского шпиона Фарида, про катакомбы под Аквиникумом – и тут уже растерялся Жан, слушая о подземном пути, которым прошел Антуан…

Когда я закончил, Жан не стал задавать лишних вопросов. Не спрашивал, верим ли мы и впрямь, что спутники наши пережили обвал. Не допытывался, как мы сумели перейти границу. А сразу взял быка за рога.

– Переночуете в нашей комнате. А я с утра поговорю с кучерами, скажу, что приятели с другого дилижанса хотели бы пересесть на наш. Думаю, проблем не будет, места есть, а вчера я нашему кучеру вскрыл здоровенный чирей на заду… простите, графиня… он мне теперь обязан.

– Но если в пути нас проверят – мы без всяких подорожных, – предупредил я.

– Всё в руке Божьей, – философски ответил Жан. – Не зря же судьба выводит нас из самых ужасающих передряг. Так? Маркус?

– Угу, – быстро ответил мальчик. После появления Жана он сидел тише, чем мышь под веником. А лекарь, даже слушая мой рассказ, всё внимательно поглядывал на него.

– Вольная жизнь тебе на пользу, – продолжал тем временем Жан. – Окреп, подрос, в глазах уверенность появилась.

На мой взгляд, уверенности-то как раз у Маркуса не было. Теперь не было. Он ерзал на стуле и прятал глаза.

– Значит, теперь ты, мальчик, не какой-нибудь младший принц, – пользуясь тем, что музыканты разыгрались и гремели на весь ресторан зажигательный мадьярский чардаш, Жан говорил пусть негромко, но вполне свободно. – Ты у нас теперь Искупитель… да?

– Я… я так думаю, – прошептал Маркус.

Мне все никак не удавалось постичь смысл разыгрывающейся перед нами сцены. С чего бы вдруг Маркусу так теряться от появления старого лекаря? А Жан Багдадский, незадачливый барон и старый мизантроп? Ну, спорили мы о том, какова природа Маркуса, что он людям несет, но откуда такая ирония?

– Как твой насморк, Маркус? – продолжал расспросы Жан. – Ты же поздней осенью всегда болел.

– Ничего, – сказал Маркус, быстро проводя ладонью по носу.

– Мальчики всегда здоровеют, если не сажать их в теплицу, – удовлетворенно произнес Жан.

И тут я понял.

Мы-то все знали Маркуса уже после его бегства из дворца.

Жан Багдадский, волей судьбы, знал Маркуса лучше, чем иной родитель – собственное дитя. Жан лечил его от бесчисленных детских хворей, ставил клизмы, когда юный аристократ объедался в саду зеленых груш, прописывал примочки, если младший принц, подобно простому подмастерью, получал за проказы порцию розог. Как поверить в великую судьбу Маркуса, если Жан помнит его вопящим сопливым дитём, не желающим пить горькую микстуру?

И точно так же сам Маркус. В Версале он привык к своей незавидной роли владетельного бастарда. Привык, но не смирился. Найдя Книгу, познав Слово, Маркус поверил в свое новое предназначение. Распрощался со старой жизнью. И вдруг появился Жан. Знающий его с младенчества. И Маркус волей-неволей вспомнил себя прежнего.

Ох нелегко приходится тем, кто знал сильных мира сего до их возвышения!

Жан покашлял в ладонь, лукаво глядя на Маркуса. И будто удовлетворенный тем, что сразу поставил мальчика на место, перестал обращать на него внимание:

– Нам не стоит тут задерживаться. Поедим – и сразу же в номер. Наш дилижанс отправится рано утром, по холодку.

Никто с ним не спорил.

Есть люди, которые от волнений и опасностей будто укрепляются в спокойствии. Крепко спят, с аппетитом едят и всяко радуются жизни. Вообще-то и я из их числа – иначе не занимался бы своим промыслом. Но сегодня меня будто подменили. Может быть, выпало приключений больше, чем обычно, – ведь еще утром мы были в Державе, шли подземными ходами, а с тех пор чего только не случилось.

Так или иначе, но мне не спалось.

Давно уже все уснули – Хелен с Маркусом заняли одну койку, Жан – другую, мы же с Йенсом улеглись попросту, на полу. Тоненько похрапывал во сне лекарь, ворочалась летунья, я же лежал неподвижно и глядел в потолок, по которому бегали тени от уличного фонаря.

Везет нам. Ох как везет! Можно сколь угодно себе говорить, что удача – лишь награда, приходящая к достойным, сильным духом и телом. Но я по опыту знаю, что удача любит отворачиваться в самый неподходящий момент.

Вот бегают по потолку тени, складываются в узоры – один другого затейливее. Так и наша жизнь – череда света и тьмы. И не понять, от чего пошла в жизни черная полоса, как не понять, глядя на тень, что ее отбросило – ветка ли дерева, пролетевшая за окном ночная птица или чья-то рука, поднятая в свете фонаря…

А тень и впрямь походила на тень от ладони.

Светлый прямоугольник на потолке, бегающие тени от веток – и одна, неподвижная, будто раскрытая ладонь…

Я привстал, глядя в потолок. Что ж такое, Сестра, я ведь не маленький ребенок, страхи в темноте придумывать!

Тень от ладони дрогнула. Медленно согнулся длинный тонкий палец – и будто поманил меня.

Чувствуя, как заколотилось сердце, я встал, перешагнул мертво спящего Йенса и подошел к окну.

Двор караван-сарая был пуст. Ни охранника, ни сторожевых псов. Только светил посередине двора яркий керосиновый фонарь на столбе и темнела под фонарем, там, где больше всего тень, неясная фигура с воздетой рукой.

Я посмотрел на потолок. Палец вновь качнулся.

Быстро и молча, не будя спутников, я обулся. Хотел свитер надеть, ночи прохладные, но не стал. Тревога гнала меня к тому, кто стоял у фонаря.

Спустившись скрипучей лестницей на первый этаж, я прошел мимо портье – тот сладко спал. Отодвинул засов и вышел во двор.

Нет, не почудилось. Кто-то и впрямь ждал меня под фонарем. Неторопливо опустил руку, присел на корточки, прямо на землю.

Я огляделся – больше никого не было. Что ж, с одним-то я справлюсь… если придется.

Стараясь идти неспешно, я приблизился к фонарю. Фитиль был выкручен во всю силу, свет бил в глаза, и видно, потому разглядеть лицо сидевшего не удавалось. А он шевельнулся и сказал: