Дэн Симмонс - Илион

Космические корабли здесь, у Централа Хаоса? Очень странно.

Причалив судно, Манмут перевел функции «Смуглой леди» в режим ожидания и принялся отключаться от систем подлодки. Все это время его не оставляла одна и та же мысль: «Какого черта меня вызвали?»

Каждый раз он испытывал настоящую травму, втискивая собственные чувства в тесные границы более-менее гуманоидного тела. Но ничего не поделаешь. Моравек направился к высокоскоростному эскалатору, который возносился по мерцающему голубоватым светом льду к жилым отсекам на вершине.

Лампочки, мерцающие в кроне вяза, бросали таинственные отсветы на празднично накрытый стол. В кубках сияли красные и белые вина из ардисских виноградников, плескалась содовая с лимоном; на широких блюдах красовалось жаркое из оленины и дикого кабана (зверья в здешних лесах водилось предостаточно), форель из ближайшей речки, отбивные из мяса овец, пасущихся на местных лугах, листья салата, свежая кукуруза и зрелые сливы из собственного сада и еще красная икра, доставленная по факсу… откуда-то издалека.

– Кстати, кто нынче именинник и какую Двадцатку мы отмечаем? – поинтересовался Даэман, дождавшись, когда сервиторы поставили еду перед каждым из двенадцати гостей.

– День рождения у меня, только это не Двадцатка, – отозвался миловидный мужчина с вьющимися волосами.

– Прошу прощения? – Гость вежливо, но недоуменно улыбнулся, передавая чашу с лимонадом соседке по столу.

– Харман справляет свою годовщину, – пояснила Ада, занявшая место во главе стола.

Она была безумно хороша в платье из бордово-черного шелка, и собиратель бабочек весь трепетал от предвкушения, глядя на девушку.

И все-таки он не понял. Годовщина? Их вообще не замечают, не то чтобы закатывать пирушку.

– А, так вы не празднуете по-настоящему, – протянул он и кивнул сервитору на пустую винную чашу.

– Почему же, у меня и впрямь день рождения, – повторил Харман с улыбкой. – Девяносто девятый по счету.

Даэман оцепенел. Потом изумленно заозирался по сторонам. Это какой-то провинциальный розыгрыш, причем весьма низкого пошиба. В приличном обществе подобными вещами не шутят. Мужчина приподнял уголки губ, ожидая подвоха.

– Да нет же, серьезно, – беззаботно обронила Ада.

Остальные гости хранили молчание. В лесу кричали ночные птицы.

– Э-э-э… извините, – выдавил из себя коллекционер.

Харман задумчиво покачал головой:

– У меня такие планы на этот год. Столько нужно успеть.

– В прошлом году он прошел пешком сотню миль по Атлантической Бреши, – вставила Ханна, подруга Ады – смуглая брюнетка с короткой стрижкой.

Теперь Даэман не сомневался: ну разумеется, над ним подтрунивают.

– Бросьте, там же нельзя ходить.

– Но я это сделал, – возразил именинник, вгрызаясь зубами в кукурузный початок. – Как и упомянула Ханна, это была обычная прогулка: сто миль туда и сразу обратно, к побережью Северной Америки. Ничего особенного.

– И как же вас занесло в те края, Харман Ухр? – съязвил собиратель, дабы не отстать от шутников. – Кажется, рядом нет ни единого факс-узла.

В действительности гость ни сном ни духом не ведал, где обретается пресловутая Брешь, и весьма приблизительно догадывался о местоположении Северной Америки. Зато он лично побывал во всех трехстах семнадцати узлах. И не единожды.

Именинник положил кукурузу на стол.

– А я дошел , Даэман Ухр. Начиная от восточного побережья Северной Америки, Брешь тянется вдоль сороковой параллели, если не ошибаюсь, до Испании – была такая страна в Потерянную Эпоху. Развалины старинного города Филадельфии (вам они известны как Узел 124, жилище Ломана Ухр) находятся всего лишь в нескольких часах ходьбы от Бреши. Будь я посмелее и захвати тогда побольше еды, устроил бы пикник в самой Испании.

Соблазнитель девушек слушал, кивал и учтиво улыбался этим бредням. Что он несет? Начал непристойным бахвальством по поводу девяносто девятого дня рождения, теперь вот порет чушь про какую-то ходьбу, города Потерянной Эпохи, параллели… Что за странная прихоть? Люди не передвигаются пешком далее нескольких ярдов. Да и зачем? Все нужное и интересное установлено возле факсов, и лишь некоторые чудаки, вроде хозяев Ардис-холла, обитают чуть поодаль – так ведь и до них всегда легко добраться на одноколке или дрожках. Коллекционер, конечно же, знал Ломана: третью Двадцатку Оно отмечали как раз в его обширном поместье. А вот все прочее звучало пустой тарабарщиной. Спятил мужик на старости лет. Случается и такое. Окончательный факс в лазарет и Восхождение это исправят.

Даэман бросил взгляд на хозяйку стола в надежде, что она вмешается и уведет разговор в нормальное русло, но та лишь улыбалась, как будто бы соглашаясь с речами сумасшедшего. Собиратель бабочек огляделся: неужели никто его не поддержит? Гости внимательно – даже с видимым интересом – слушали Хармана. Можно подумать, подобный треп давно стал привычной частью их провинциальных ужинов.

– Форель сегодня отменная, не правда ли? – обратился коллекционер к соседке слева. – У вас тоже?

Сидящая напротив крупная рыжеволосая дама, чей возраст явно перевалил за третью Двадцатку, пристроила выдающийся подбородок на маленьком кулачке и спросила:

– Ну и как там, в Атлантической Бреши? Расскажите!

Кудрявый, прожаренный на солнце мужчина принялся отнекиваться, однако все за столом – в том числе и юная блондинка, грубо пропустившая мимо ушей учтивую реплику Даэмана, – взмолились о том же. Наконец Харман грациозно поднял руку, показывая, что уступает:

– Хорошо-хорошо. Если вы никогда не видели Брешь, она потрясает, ошеломляет, завораживает еще с берега. Расщелина в восемьдесят ярдов шириной убегает на восток, сужаясь к горизонту, и там, где волны сходятся с небом, кажется: это просто яркая прожилка в океане.

Когда заходите внутрь, вас охватывает странное чувство. Песок на дне абсолютно сух. Вы не слышите плеска прибоя. Сперва взгляд скользит по краям пролома, затем вы шагаете дальше, и постепенно с обеих сторон воздвигаются стены воды, словно стекло, что отделяет человека от бурлящего прилива. Нельзя устоять перед искушением потрогать загадочный барьер – прозрачный, пористый, почти не поддающийся давлению, излучающий прохладу пучины и при этом совершенно непроницаемый. Под ногами скрипит песок и ссохшийся за столетия ил, повсюду видны окаменевшие останки растений и разных подводных жителей: в этих местах морское дно веками не ведало иной влаги, кроме нескольких капель дождя.

Уже через дюжину ярдов отвесные стены вздымаются высоко над головой. За ними движутся какие-то тени. Вот вы замечаете маленькую рыбку, а вот мелькает грозный силуэт акулы, потом глаз ловит бледное мерцание чего-то бесформенного, полупрозрачного, непонятного… Иногда морские создания подплывают слишком близко к преграде между морем и воздухом, утыкаются в нее холодными носами – и в ужасе кидаются прочь. Еще миля-другая, и вы оказываетесь на такой глубине, что безоблачная синева над вами наливается тьмой. Спустя еще двенадцать миль, когда высота удивительных стен достигает тысячи футов, на узкой полоске небосвода высыпают первые звезды. И это посреди белого дня.