Ник Перумов - Война мага. Том 2. Миттельшпиль

Невольно Тави вспомнила, кажется, давно минувшее прошлое – Мельин, поход вместе с Кан-Торогом и гномом Сидри за Алмазным Мечом и её собственный бенефис, когда их настигли на выходе из предгорных топей.

Она кивнула.

– Не беспокойся, кирия Клара. Здесь сильный откат, но я, с твоего разрешения, начертила бы ещё одну звезду, мою собственную…

Хюммель подняла брови, но спорить не стала.

У Тави давно не осталось никаких инструментов, и пришлось под палящим салладорским солнцем, ёжась и вздрагивая от накатывающих волн боли, заклятьями искать истинное положение правильных звёзд, то есть тех, чьё положение и здесь, в ином мире, связано с могущественными магическими потоками.

Они провозились достаточно долго, пока остальные как могли обустраивали временный лагерь. Наконец Клара устало вздохнула, перевела дух, припала к фляжке и, напившись, махнула Тави – начинаем, мол.

Казалось бы, удерживать «в фокусе» неподвижное пятно гари – что может быть проще? Но, к сожалению, артефакты тем и отличаются от обычных предметов (скажем, простого кострища), что неподвижны и неизменны они только в нашем, человеческом (и, следовательно, несовершенном) восприятии.

Сидевшая скрестив ноги Тави молча кивнула и плотно зажмурилась, надвинула на глаза шарф. Ей показалось, что лицо словно бы окунули в горячую ванну, пот, и так тёкший изо всех пор, хлынул самым настоящим потоком.

Все уже привыкли, что заклятия и чары в Эвиале даются куда сложнее, чем где бы то ни было ещё. Сейчас Тави чуть ли не с ностальгией вспоминала Дно Миров – насколько же легче там и дышалось, и колдовалось, если только можно так выразиться.

За опущенными веками пятно гари дёргалось, словно живое. Его границы менялись, оно словно бы металось внутри тесной клетки, ограниченной той чертой, что провела Клара. Ожила и собственная «звёздочка» Тави, исправно делясь силой, – пятно явно не собиралось раскрывать свои секреты добровольно. Молодой ученице Акциума чудилось, что гарь отделяется от камней, принимая вид какой-то не то многоногой змеи, не то распластанной ящерицы, и со всевозрастающей яростью кидается на стены своей клетки. Злобное и тонкое шипение становилось всё громче; для Тави словно вновь оживала битва в дольмене, когда они вместе с Учителем схватились с крылатой тварью.

Но всё-таки Тави была чародейкой. Пусть не такой могущественной и опытной, как Клара Хюммель, но в своё время она считалась одной из первых у Вольных (недаром же Круг Капитанов отправил её за Драгниром!); и, конечно, не прошли даром уроки с Акциумом.

Тави знала не так много классических формул, она не владела в полной степени искусством мысленной ворожбы, когда собственные ум и воображение заменяют чародею все прочие иструменты, включая магические фигуры, ингредиенты и артефакты. Но зато она страстно тянулась к своему источнику силы, наваливалась, не щадя себя. Накатывающаяся боль тупо и злобно ввинчивалась в виски, растекалась по внутренностям черепа, властно овладевая её сознанием, однако Тави не сдавалась.

Сперва «удерживать в фокусе» ей показалось легко, хотя и болезненно. Пятно гари окончательно обратилось в нечто отвратительно шипящее, скользящее по земле и над землёй; порой чёрное создание даже открывало подобие пасти, но, само собой, безуспешно…

Тави еще не додумала фразу про «пытаясь выбраться», когда в плавающем над незримой клеткой тумане внезапно стали появляться разрывы, в них проглянула стоокая темнота, нет, нечто, ещё чернее её; из дальней дали неслись тёмные стрелы, играючи пробивая туман, который словно бы пытался закрыть собой молодую чародейку. Обмирая, Тави вновь услыхала шипение, на сей раз – стократно громче, оно оглушало, било в уши могучей штормовой волной; из-за горизонта вслед за стрелами тянулись и копья – туго свёрнутые чёрные острия нацеливались прямо в неё, Тави, гневный голос, громыхая где-то в отдалении, проклинал дерзкую. Слов Тави разобрать не могла, но в общем их значении не сомневалась.

Уж не сама ли Западная Тьма протягивала к ней руки?

А потом, когда от тумана остались лишь жалкие клочки, чёрные стрелы стали падать совсем рядом. Неведомые лучники пристрелялись, всё точнее и точнее беря прицел.

Тави зажмурилась. Отчего-то она очень хорошо представляла, что случится, настигни её хоть одна такая стрела. Не из дерева и стали, это оружие тем не менее было куда более гибельным, и защиты против него не существовало.

Тварь в магической клетке, обезумев, металась всё сильнее, билась о невидимые стены, и каждый удар отзывался звенящей болью. Тави пыталась стянуть расходящиеся скрепы, но её заклинания скользили и срывались, словно пальцы с осклизлого рычага. Страх мягкой кошкой вспрыгнул на плечо, издевательски мурлыкнул, заглянул в глаза: напросилась, милочка.

Стиснув зубы, Тави боролась. Ученица Вольных, она привыкла терпеть боль, привыкла сражаться «за пределом возможного», но сейчас она столкнулась с ещё одним врагом, которого Вольные не знали, – страхом. Её приёмный род презирал не только трусов, но и тех, кто вообще способен испытывать страх. Тави навсегда погребла это знание в себе, но именно здесь лежал корень презрения Вольных к не столь уж далёкой от них человеческой расе: Вольные не ведали страха. Люди же зачастую не знали ничего, кроме него.

Сейчас же ужас наступал, обарывая волю, проникая в самую глубь существа, и перед глазами Тави вставали жуткие картины: как одна из тёмных стрел, пока что вонзающихся то справа, то слева, навылет пробивает ей грудь, как она, Тави, вдруг отделяется от собственного заваливающегося набок тела, уносится куда-то вверх и птицей мчится на запад, навстречу тёмной стене, поднимающейся из-за края моря.

От отчаяния и боли градом покатились слёзы, потому что Тави знала: коснись она этой стены, и это всё, конец, окончательный и бесповоротный, от которого не спасёт и всё искусство Клары Хюммель или некроманта Бельта.

…Один раз она уже испытала подобное – когда стояли на холме, плечом к плечу с той же Кларой и Райной, а со всех сторон накатывались орды козлоногих, и никакая доблесть, никакие мечи не смогли бы их остановить, если б не жертва Учителя. Вид мага Акциума, недрогнувшей рукой перерезающего собственное горло, до сих пор заставлял сердце сжиматься и леденеть – она словно бы сама чувствовала ледяное остриё, вспарывающее кожу, пересекающее жилы, словно бы сама захлёбывалась кровью, отдавая последнее…

В чёрном небе появилась фигура человека в плаще, она стремительно нарастала, словно в ярмарочном иллюзионе; слух заполнил мерзкий липкий шёпот: «Ты наша, ты наша, ты будешь с нами и станешь нами…»

– Учитель!.. – завизжала Тави – вернее, ей показалось, что она завизжала. На самом деле с её губ не сорвалось ни единого звука.