Марина Баринова - Торг с мертвецами, часть 1 [СИ]

Симуз торопливо выбирался отсюда, стараясь не дышать. Смрад гнили и безнадежности долго преследовал даже после того, как эмиссар покинул окрестности городской лечебницы. Симуз шел без остановок, надежно пряча за пазухой приобретение. Фигурка котенка, вырезанная из цельного куска аметиста, приятно холодила тело. Десари должно было понравиться, она всегда любила кошек. Симуз слабо верил в то, что красиво выделанный самоцвет поможет дочери справиться с недугом. Но лекарь попросил достать целебный аметист, Эсмий настойчиво поддержал его просьбу — и Симуз достал. Сам. Пусть хоть что-то для нее сделает он, а не Магистр. Благо давнее знакомство с Ночными людьми позволяло достать что угодно, даже ценный тирийский самоцвет с севера Таргоса. Фигурка, с учетом расходов на поиск, стоила больше его месячного жалования. Вряд ли поможет Десари справиться с кошмарами, но лишь бы не навредила.

Светало. Город начал преображаться. Едва тонкая полоска света показалась над кромкой моря, Ночные люди принялись спешно сворачивать лотки с награбленным и запрещенным товаром. Эмиссар незаметно кивнул знакомому торговцу лунным песком, тот знаком выразил уважение, а через мгновение плотнее запахнул ветхий плащ и исчез в темноте переулка. Симуз быстро миновал Альбухапу, вышел на широкий проспект, прямой линией вспоровший нижние районы города, перешел по широкому каменному мосту через впадавшую в залив реку и наконец-то добрался до фешенебельной части Сифареса. Столица строилась, следуя простой логике древних: чем выше селится человек, тем он знатнее. Путь Симуза лежал на самый верх.

В последнее время возможность прогуляться выпадала все реже, но сейчас ему было необходимо проветрить голову. Слишком много всего завертелось, слишком много вопросов и загадок. Даже он, проведший всю жизнь в поисках неочевидных связей, в нынешние времена терялся и чувствовал себя беспомощным. Много раз, глядя на мозаичную карту с доносами, Симуз сводил множество линий, просеивал события и выцеживал логику, как старатель на приисках вымывает песок в поисках золотого самородка. И каждый раз чувствовал, что упускает нечто важное. В мире происходило нечто, чего он не мог понять и объяснить. И едва ли это понимал сам Эсмий, самоуверенно полагавшийся лишь на собственные силы.

Симузу все явственнее казалось, что Эмиссариат не учел еще одного или даже нескольких игроков, интересы которых простирались за пределы политической возни на материке. Но то было лишь ощущение, чувство. Он ничего не мог доказать.

Пока эмиссар добирался до дворца Флавиесов по множеству улиц и лестниц, уже окончательно рассвело. Воздух стал тяжелее, солнце начинало припекать. Симуз остановился возле увитой диким виноградом стены и снял плащ — скоро станет так жарко, что он сопреет в одной лишь тунике. Аметистового котенка он убрал в поясную сумку, саблю снял с перевязи и приготовился сдать, как только войдет в дом Эсмия.

В очередной раз Симуз обругал себя за трусость: вместо того, чтобы всерьез задуматься о том, какое будущее ждет Десари с ее недугом, он даже в мыслях сбегал как можно дальше. Думал о чем угодно, лишь бы не позволять воображению рисовать картины ее мучений. Следовало столкнуться с бедой, посмотреть в глаза ужасу, попытаться бороться за ее жизнь до конца или смириться с неизбежным, когда все средства кончатся. Быть может, даже позволить лекарю дать ей милосердное избавление.

Каждый раз, когда Симуз думал об этом, земля уходила из-под ног.

Стража расступилась, узнав хорошо знакомого гостя. Эмиссар вручил саблю подоспевшим слугам.

— Я хочу видеть дочь, — обратился он к бритому наголо старому рабу в нарядной тунике, заправлявшему у Магистра хозяйством. Щека старца настолько сморщилась, что даже клеймо с вензелем Дома Флавиес стало неразборчивым.

— Да, меня предупредили. Пойдемте.

— Я знаю дорогу, — напомнил Симуз.

На непроницаемом лице почтенного раба не дрогнул ни единый мускул, в глазах читалась лишь вековая усталость.

— Боюсь, я вынужден настаивать на сопровождении, — уважительно, но твердо возразил он, но затем смягчился. — Не стоит гневать хозяина по пустякам.

Понятно. Эсмий приказал глаз с него не спускать. Снова указывает Симузу на его место. Окажется полезным — увидит дочь. Допустит промах — его снова выбросят из ее жизни на неопределенный срок. При других обстоятельствах Симуз бы уже давно придушил старого интригана. Но не мог: лишь возможности Эсмия позволяли девочке жить нормально. А друзей у Десари и без того было немного.

— Разумеется, — согласился Симуз. — Прошу, ведите.

Десари жила как принцесса. Собственные многокомнатные покои, расписанные красочными фресками, роскошный вид на усеянную кораблями бухту из ажурных окон, толпа слуг, кухарок, лекарей и воспитателей, готовых расшибиться в лепешку по первому приказу Магистра, унять очередной приступ, ночами караулить ее беспокойный сон, кормить с ложечки и читать сказки на всех известных миру языках. Симуз, конечно же, никогда бы не смог дать ей подобного. Но он очень любил Десари — так, как не любил даже ее мать. Порой ему казалось, что все человеческое в нем живо лишь до тех пор, пока жива дочь. Отними ее навсегда — и держать себя в руках смысла не будет. От него ничего не останется.

Старик знаком велел Симузу ждать у входа в покои дочери, а сам ловко скользнул внутрь. Ожидание показалось вечностью. Время всегда текло медленно, а терпение непривычно быстро заканчивалось, когда дело касалось редких свиданий с Десари. Наконец, из приоткрытой двери высунулась дряхлая рука и поманила эмиссара внутрь.

— Девочка спит, — прошептал старик. — Лекарь дал ей крепкого сонного отвара на ночь. Постарайтесь не будить бедняжку.

Никакого сочувствия в его тоне, однако, не было. Симуз молча кивнул и прошел в богато обставленную спальню с восхитительной росписью на потолке. Возле кровати расположилась сиделка — дородная женщина с темной кожей, выразительными глазами и рыхлыми руками. Ее звали Эфой, и Симуз знал, что Десари была к ней очень привязана. Эфа наградила эмиссара печальным взглядом, кивнула на ворох подушек, в которых утопала девочка, и жестом попросила не шуметь. Симуз молча дал понять, что хотел остаться с дочерью наедине. Рабыня нахмурилась, привстала и внимательно осмотрела вход в покои и лишь затем вышла в соседнюю комнату.

«Мало времени» — знаком подсказала она. — «Следят».

— Спасибо, — одними губами произнес эмиссар и аккуратно, боясь потревожить беспокойный сон, опустился на колени возле постели дочери. Пахло сладостью и деревом — рядом с кроватью в золоченой лампе курились целебные смолы.

Десари подросла, но так и не окрепла. Еще немного, и из нескладной девчонки превратится в симпатичную хрупкую девушку. Чем старше она становилась, тем больше материнских черт находил в ней Симуз. Те же темные вьющиеся волосы, только у Десари они отливали медью — наследство рыжеволосого отца. Темные глаза Верении, но разрез — Симузов, канеданский. Характерный нос с горбинкой, правда, достался ей от матери. Невысокая для своих лет, совсем худенькая и беспомощная. Зато дерзость, любопытство и упрямство Десари унаследовала от обоих родителей. Если бы не их упрямство тогда, тринадцать лет назад, сейчас все могло быть совсем иначе.