Филип Фармер - Врата мироздания

Вольф отправился к вратам, через которые вошел. Вала увязалась следом. На ее вопросы он ответил, что хочет еще разок поговорить с Теорионом.

— С этой морской жабой? Чего ради? Что он может знать?

— Посмотрим.

Они приближались к вратам. Теориона не было видно. Вольф прошелся по краю острова, чувствуя что то тут, то там земля проседает под его весом. Очевидно пузыри в этих местах были не такими полными.

— Сколько таких островов имеется на планете и каков их максимальный размер? — спросил он.

— Не знаю. За время, что я здесь, мы видели два, фринканы говорят, что таких островов множество. Они упоминали еще о матери островов, самом большом острове, имеющим, если верить слухам, огромные размеры. Все остальные летающие острова приблизительно одного размера. Слушай, зачем нам говорить об этих скучных материях? Разве нам нечего вспомнить?

— Что же? — осведомился Вольф.

Она повернулась к нему, приблизив лицо так, что поднятые губы чуть не коснулись его подбородка.

— Почему бы нам не забыть прошлое? В конце концов прошло так много времени, мы тогда были так молоды и глупы.

— Сомневаюсь, чтобы ты сильно изменилась.

Вала улыбнулась:

— Почему ты так уверен? Разреши мне доказать, что теперь я совсем другая.

Она обняла его и положила голову на грудь.

— Кое в чем я действительно стала другой. Но ведь я любила тебя когда-то и теперь, когда я вижу тебя снова, то понимаю, что никогда не переставала любить тебя.

— Даже тогда, когда пыталась убить меня в моей постели? — спросил он.

— Ах это, дорогой мой, я была уверена, что ты изменяешь мне с противной и хитрой Алаградой. Я думала, что ты предал меня. Можно ли бранить женщину, которая сходила с ума от ревности? Ты ведь знаешь, какая я собственница.

— Даже слишком хорошо. — Вольф оттолкнул ее и добавил: — Еще ребенком ты была эгоисткой. Эгоистичны все Властелины, но ты своего рода уникум, чего я тогда в тебе нашел?

— Ах мерзавец! — воскликнула она. — Ты любил меня, потому что я — Вала. Вот и все.

Вольф покачал головой.

— Возможно когда-то так и было. Но теперь прошло. И никогда не повторится.

— Ты любишь другую? Я знаю ее? Это случаем не Анана, не моя глупая и кровожадная сестра?

— Нет! — отрезал Вольф. — Анана кровожадна, но не глупа. Ведь она не попалась в ловушку Уризена. Кстати почему я не вижу ее здесь? Или с ней что-нибудь случилось? Она умерла?

Вала пожала плечами и отвернулась.

— Понятия не имею. Но твое беспокойство доказывает, что ты ее любишь. Анана! Кто мог подумать!

Вольф не пытался убедить ее в обратном. Он счел неразумным упоминать о Хрисенде, пусть даже Вала никогда с ней не встречалась. Не стоило рисковать.

Вала повернулась и спросила:

— А что случилось с твоей девицей — землянкой?

— Какой землянкой? — переспросил он ошеломленный ее злобой.

— Как какая? — скривилась Вала. — Я имею в виду эту Хрисенду, смертную, которую ты привез с Земли около двух с половиной столетий назад. Из района под названием Троя или что-то в этом роде. Ты сделал ее бессмертной и она стала твоей возлюбленной.

— Как и несколько тысяч ей подобных, — заметил он. — Почему именно она привлекла твое внимание?

— Не спорь, я все знаю, ты и впрямь стал выродком, мой брат Вольф-Джадавин.

— Тебе даже известно мое земное имя — имя которым я предпочитаю называться? А как много ты еще знаешь? И почему это так тебя интересует?

— Просто я всегда отличалась любопытством по отношению к Властелинам, — усмехнулась Вала, — вот почему я и остаюсь так долго в живых.

— А не подскажешь ли ты, отчего умерло так много других?

Ее голос снова стал нежным и она улыбалась.

— Нам нет причин ссориться. Почему бы не оставить прошлое в прошлом?

— Ссориться? О нет! Что прошло, то прошло, если только оно действительно было, только вот Властелины никогда не помнят хорошего и не забывают обид. И до тех пор, пока ты не убедишь меня в ином, я буду считать тебя прежней Валой. Такой же прекрасной, может даже еще более прекрасной, чем раньше, но с черной гнилой душой.

Она попыталась улыбнуться.

— Ты всегда был слишком резок. Может поэтому я тебя и любила. И как мужчина ты был лучше других, ты был самым великим из моих любовников.

Она ждала, что он вернет ей комплимент, но вместо этого он ей сказал:

— Любовь — вот что творит любовников, и я тебя любил. Но все в прошлом.

Вольф повернулся и вновь зашагал по краю берега. Вала следовала за ним на расстоянии двадцати футов. Почва местами прогибалась под его ступнями. Он помедлил чтобы Вала догнала его и сказал:

— На дне должно быть много пещер, как можно вызвать Теориона?

— Никак, а пещер действительно много. Иногда погибает целая группа пузырей — по болезни или от старости, или их съедают рыбы, которым они приходятся по вкусу. Тогда образуется каверна, хотя постепенно она заполняется новыми растениями.

Вольф отложил сведения в уголок памяти, если дела пойдут плохо, то человек всегда может найти укрытие под островом. Вала очевидно догадалась о его мыслях — дар, который поражал его, когда они были дружны — поскольку заметила:

— Я бы туда ни за что не отправилась: вода кишит рыбами-людоедами.

— Как справляется Теорион?

— Не знаю. Вероятно он превосходит их силой и быстротой. В конце концов он приспособился к такой жизни, если это можно назвать жизнью.

Вольф решил махнуть рукой на Теориона. Он направился назад, в джунгли. Вала шла следом. Теперь он позволил ей идти сзади. Она слишком нуждалась в нем, чтобы покушаться на его жизнь.

Он прошел всего несколько ярдов, когда он был сбит с ног ударом сзади. Сначала он подумал, что Вала все-таки прыгнула на него. Он откатился, стараясь одновременно выхватить из кобуры лучемет, и только тогда увидел, что сбит другим. Огромное, блестящее тело Теориона летело на него. Жирная туша навалилась на него, и дыхание Вольфа прервалось от четырехсотфунтовой тяжести. Потом Теорион уселся на нем и стал жестоко бить лапами по лицу. Первый удар привел Вольфа в полубессознательное состояние, второй — вверг его в темноту.

Хотя Вольф и лишился на несколько мгновений чувств, он видимо даже в бессознательном состоянии продолжал бороться. Вытащив обе руки из-под навалившейся туши, он схватил ласты. Какими бы они не были скользкими, их удалось зажать. Способность мыслить ясно вернулась к Вольфу в тот момент, когда он в ярости сдавил ласты так, что Теорион завопил от боли и поднялся. Этого было достаточно; Вольф пнул противника в толстый живот и частично освободился.

Поднявшись на ноги, Вольф еще раз ударил ногой в самую чувствительную часть туловища — в голову. Теорион схватился за лоб и откинулся назад. Вольф двинул ему в челюсть, потом еще раз пнул в живот. Зеленые как мох глаза потускнели, лягушачьи ноги подогнулись и Теорион рухнул на землю.