Фрэнк Герберт - Путь к Дюне

— Неужели твой ум настолько окаменел, что ты не способен воспринимать что-то новое? — спросил Пирс.

— Твои инстинкты подгнили, а взгляд на природу человека пропитан невероятной наивностью. — Ульф снова тряхнул головой, едва не зарычав от чувства разочарования. — Он весь пошел в тебя, Катарина, и это главная беда.

Так же, как и у матери, у Пирса было узкое лицо, полные чувственные губы и мягкие черты… совершенно не похожие на обрамленное коротко стриженными седыми волосами грубое, словно вырубленное топором, лицо Ульфа. — Из тебя получился бы хороший поэт, но Харконнен ты отвратительный.

Это должно было прозвучать как унизительное оскорбление, но в душе Пирс был согласен с такой оценкой. Молодой человек всегда очень любил читать истории времен Старой Империи, времен, проникнутых декадансом и тоской по утраченному величию, времен, предшествовавших эпохе, когда мыслящие машины завоевали множество цивилизованных солнечных систем. Пирс хорошо бы вписался в те времена, став писателем, бардом.

— Я дал тебе возможность править, сын, надеясь, что смогу положиться на тебя. Но я получил ответ, — старший Харконнен сжал огромный мозолистый кулак, — все это путешествие оказалось пустой тратой времени.

Катарина погладила мужа по широкой спине, стараясь успокоить его.

— Ульф, мы пролетаем мимо Каладана. Ты говорил, что, может быть, мы остановимся там, обсудим возможности новых владений… участие в рыбном промысле.

Ульф опустил плечи.

— Хорошо, мы свернем на Каладан и посмотрим. — Он резко вскинул голову. — Но этот бесчестный сын останется здесь, запертый в спасательной каюте. Пусть скажет спасибо, что я не посажу его под арест. Гауптвахта находится, впрочем, недалеко. Он должен усвоить урок и серьезно отнестись к своей ответственности, иначе он никогда не станет настоящим Харконненом.

Пирс был в прескверном настроении, оказавшись в импровизированной камере с кремовыми стенами и серебристыми инструментальными столиками. Он выглянул в крохотный иллюминатор. Как он ненавидел эти споры с упрямым отцом. Жесткие устаревшие методы правления семьи Харконненов не всегда были наилучшими. Вместо того чтобы ужесточать условия жизни и подвергать людей наказаниям, не лучше ли было бы отнестись к рабочим с уважением?

Рабочие. Он помнил, как отец отреагировал, когда впервые услышал от Пирса это слово.

— В следующий раз ты вздумаешь назвать их наемными кадрами! Они рабы! — гремел старший Харконнен, стоя в кабинете надсмотрщика на каком-то хагальском предприятии. — У них нет и не может быть никаких прав!

— Но они заслуживают этих прав, — ответил Пирс. — Они же человеческие существа, а не машины.

Ульф едва сдержал закипевшую в нем ярость.

— Вероятно, мне следовало бить тебя, как меня бил мой отец, чтобы принудить к раскаянию и внушить чувство ответственности. Это не игрушки. Я отрешаю тебя от власти, мой мальчик. Идем на яхту.

Словно провинившийся ребенок Пирс сделал то, что ему велели…

Ему очень хотелось противостоять отцу, как подобает мужчине, но каждый раз, когда Пирс пытался это делать, Ульф заставлял сына почувствовать, что тот губит семью, словно лодырь, который только и мечтает о том, чтобы промотать нажитое тяжелым трудом и кровью состояние.

Отец доверил ему управление семейными владениями на Хагале, воспитывая в нем будущего главу Дома Харконненов, главного управляющего его промышленными и финансовыми делами. Это назначение было важной ступенью в карьере Пирса, так как он становился во главе операций с листовыми бриллиантами. Это был шанс и, одновременно, испытание. При этом молчаливо предполагалось, что он будет управлять шахтами так, как ими управляли до него.

Харконнены владели правом добычи всех листовых алмазов на малонаселенном Хагале. Самая крупная шахта занимала целый каньон. Пирс вспомнил первое свое впечатление от солнечных лучей, пляшущих по сверкающим, как стекло, скалам и преломляющихся в призматических кристаллах. Никогда в жизни до этого не приходилось ему видеть такой красоты.

Скалистые склоны гор были покрыты листовыми алмазами, а периметр отмечен слоями сине-зеленого кварца, неправильной формы рамкой окружавшего прекрасную картину. По склонам ползали управляемые людьми машины, похожие на толстых серебристых насекомых. Никакого искусственного интеллекта здесь не применяли, поэтому производство считалось надежным и безопасным. История показала, что самые невинные типы ИИ могут в конце концов обратиться против человека. Теперь целые звездные системы находились под властью дьявольски умных машин, и даже здесь, в этом заброшенном уголке вселенной, рабы потели на добыче алмазов под руководством механических мастеров.

Отыскав оптимальное место на обрывистом склоне скалы, шахтовая машина с помощью присосок фиксировалась на месте и принималась вырубать листовые алмазы, направляя на слой звуковые волны в резонанс с собственной частотой листа в определенной точке разлома. Зажав листы специальными захватами, машина затем спускалась в зону погрузки бриллиантов.

Процесс был достаточно производительным, но иногда звуковые удары ломали вырезанные листы. Правда, когда Пирс начал выплачивать рабам долю от прибыли, число такого рода неприятностей резко уменьшилось; видимо, рабы стали осторожнее, когда у них появился определенный материальный интерес.

Наблюдая за работой на Хагале, Пирс пришел к мысли о том, чтобы дать командам невольников работать без типичных харконненовских ограничений и мелочного надзора. Хотя некоторые рабы с удовольствием приняли эту программу стимулов, несколько проблем все же возникло. Когда надзор ослаб, рабы начали убегать; другие начали отлынивать от работы и лениться, нарушая график добычи. Некоторые просто сидели и ждали, когда им скажут, что надо делать. Вначале производительность труда упала, но Пирс был уверен, что со временем она достигнет прежнего уровня, а потом и превзойдет его.

Однако до того, как его замыслы воплотились в жизнь, на Хагал с неожиданным визитом прибыл отец. Ульфа Харконнена не интересовали творческие замыслы гуманитарных улучшений, если они приводили к сокращению добычи алмазов…

Родители были вынуждены оставить младшего сына Ксавьера на Салусе у одной приятной и старомодной супружеской пары.

— Я содрогаюсь при одной только мысли о том, что вышло бы из мальчика, если бы они его воспитывали. Эмиль и Люсиль Тантор совершенно не умеют быть строгими.

Пирс подслушал, зачем его склонный к манипулированию другими людьми отец оставил сына у Танторов. Поскольку стареющая чета была бездетной, коварный Ульф решил втереться к ним в доверие. Он надеялся, что Танторы со временем оставят свое имение в наследство своему «крестнику» Ксавьеру.