Фрэнк Герберт - Путь к Дюне

— Я не приказывал тебе приводить наложницу! — За троном возникла тучная фигура Великого Императора. Было такое впечатление, что он ждал их появления, спрятавшись за троном. На Императоре было простое черное платье со стоячим золотым воротником, делавшим лицо еще более бледным и одутловатым. Из-за колонн вынырнули стражники и встали по обе стороны от вновь прибывших. — Мне нужен только сын кавалера Линкама, и он нужен мне как заложник.

Доктор Юэх был, казалось, на грани обморока.

— Н-не надо недооценивать эту женщину, с-сир, — заикаясь, забормотал Юэх. — Кавалер относится к ней с большим уважением. Она — мать его единственного сына. Думаю, что кавалер Линкам испытывает к ней большую эмоциональную привязанность.

— Ты хочешь сказать, что он любит эту женщину? Простолюдинку? Нет ничего удивительного, поэтому он так слаб. — Он гнусно хихикнул, и стражники последовали его примеру. — Ну ладно, ты обещал мне мальчишку, и я получил его. Теперь, как мы условились, я постараюсь употребить все свое влияние, чтобы облегчить участь твоей несчастной жены, попавшей в лапы Хосканнера.

Лицо доктора окрасилось розовым румянцем благодарности.

— Спасибо вам, сир.

— Однако я не вижу никакой пользы в этой наложнице — тем более наложнице неблагородного происхождения. Мне нет от нее никакой пользы. — Император окинул Дороти недовольным взглядом, словно коллекционер, рассматривающий новое насекомое из своего собрания. — Ее даже нельзя назвать хорошенькой.

Юэх с трудом проглотил слюну и повторил слова, которые велела произнести ему Дороти:

— О, не надо недооценивать ее, сир. Она может быть полезна как еще один предмет торга. Кавалер Линкам очень любит ее. Это одна из его слабостей.

Дороти вскинула подбородок, не обращая внимания на врача-изменника.

— Брать заложников с политическими целями строжайше запрещено вашим же императорским законом, сир.

Император нахмурился.

— Как ты сама только что сказала, это мой закон. Я всегда могу издать новый декрет, если старый закон перестает служить моим интересам. Будет очень несложно распространить слух о том, что ребенок похищен Хосканнером. Кто отнесется к этому с недоверием?

Дороти не ответила. Ей хотелось думать, что Туэк сможет разобраться в этом деле и разглядеть правду, но у него так мало достоверных улик… и так много предубеждения против нее.

Она терпеливо ждала, пока Император взбирался на подножие трона и усаживал свое грузное тело в кресло. Он нестерпимо долго устраивался на толстой, вышитой золотом черной подушке.

— Я хочу видеть моего сына, — потребовала она, и что-то в ее голосе так подействовало на Императора, что он заерзал на месте и побагровел от злобы.

— Вот как? Но я тоже многого хочу, а мои желания важнее твоих. Мы узнали о больших запасах пряности, которые кавалер Линкам утаил от меня. На самом деле я искренне удивлен — его жалобы и отговорки убедили нас в его полной некомпетентности. И что же? Если данные, которые мы получили, точны, то изъятых у Линкама запасов хватит на то, чтобы погасить мятежи на Ренессансе, Дживале, Алле и всех прочих планетах, где вспыхнули такие же беспорядки. — Пухлые губы Императора сложились в безжалостную холодную улыбку. — Это произойдет, как только мы узнаем, где он прячет меланжу.

Дороти нахмурила брови. Меланжевые бунты? Какие хранимые втайне события происходят в Империи?

— И вы рассчитываете держать моего сына в заложниках, чтобы сделать Джесси Линкама более сговорчивым?

— Да, очевидно, и вас тоже. Не правда ли, как все просто? Хотя она и сомневалась, что ее слова найдут у Императора отклик, Дороти все же сказала:

— Великий Император, вы и ваши приближенные называете себя благородными людьми, аристократами. Но какое благородство заключается в похищении девятилетнего ребенка?

— Низкорожденной простолюдинке не дано понять правил цивилизованного общества, — произнес Вуда со снисходительной издевательской ухмылкой.

Все кусочки мозаики сложились в картину, но не в ту, какую Дороти ожидала увидеть. Почему так много людей в Империи так сильно жаждут заполучить пряность? Она изменила тактику.

— Ради чего вы ломаете вековые традиции, нарушаете установленный закон и делаете все, что в вашей власти, чтобы уничтожить Дом Линкамов в тот момент, когда мы близки к тому, чтобы выиграть состязание, которое вы сами и предложили?

— Естественно, ради меланжи. Пряность — это все. Но Дороти не поняла смысла ответа.

— Почему вы так отчаянно ее домогаетесь? Великий Император может получить любое лекарство и любое средство, какие выберет.

Всей своей дряблой тушей Император подался вперед, крепко ухватившись за подлокотники трона.

— Великий Император Интон Вуда ничего не домогается отчаянно.

Дороти одернула себя, поняв, что обнаружила в Императоре слабость, которую не ожидала открыть. Он одержим пряностью! Какую власть имеет над ним это снадобье? Она решила сделать вид, что идет на попятную.

— Сир, простите меня за неудачный выбор слов. Я очень возбуждена, так как тревожусь за жизнь Барри Линкама, моего сына, аристократа по праву рождения. Он-то заслуживает всяческой защиты, какое может оказать ему ваше высочайшее покровительство.

Император отмахнулся от этих слов небрежным жестом и неловко поерзал на подушке трона.

— Естественно, мы защитим его. Он не нужен мне мертвым.

Дороти промолчала, зная, что Джесси был упрямым человеком, не склонным к компромиссам даже в тех случаях, когда сталкивался с неприятными и катастрофическими ситуациями. Его не удастся шантажировать ни при каких обстоятельствах. Она боялась даже думать о том, что он предпримет, когда узнает о похищении.

— Бросьте мать туда, где находится ее несносное дитя, — произнес чей-то сильный низкий голос, показавшийся Дороти до странности знакомым. — Если его это успокоит, то можно пока оставить в живых и мамашу.

Голос раздался слева, и Дороти скосила в ту сторону глаза, посмотрев мимо доктора Юэха.

Вошедший в салон Вальдемар Хосканнер ослепительно улыбнулся Дороти Мэйпс. Не говоря ни слова, он сел в кресло, стоявшее возле трона, с таким видом, словно это было его законное место.

Вращаясь и скользя, Джесси летел в пустой удушающий ад. Водоворот засасывал его все глубже и глубже, тянул вниз, казалось, в самый центр Дюнного Мира. Локтями и плечами он бился об удивительно гладкие камни — было такое впечатление, что он скользит вниз по гигантской каменной глотке исполинского зверя.