Фрэнк Херберт - Дом глав родов Дюны [= Капитул Дюны]

— Я буду рядом с тобой во все время твоих Страстей. Если ты потерпишь неудачу, я буду горевать.

— А Дункан? — в ее глазах стояли слезы.

— Ему будет позволено оказать любую помощь, на которую он способен.

Мурбелла подняла взгляд на ряды сидений и на миг ее взгляд пересекся со взглядом Айдахо. Он приподнялся, но Рука Тамалан на его плече удержала его.

«Они могут убить мою возлюбленную, — думал Айдахо. — „И я должен сидеть и смотреть на это“. Но ведь Одрейд сказала, что ему позволят помочь… Теперь ничто не остановит этого. Я должен верить Дар. Но, о боги внизу! Она же не знает о том, как мне будет больно, если… если…» Он закрыл глаза.

— Белл. — В голосе Одрейд слышалось, что пора кончать. Острие кинжала в своей ломкости.

Беллонда взяла Мурбеллу за руку и помогла ей лечь на стол. Он слегка покачнулся, приноравливаясь к ее весу.

«Прямо как лодка на стремнине», — подумала Мурбелла. Она лишь отдаленно воспринимала ремни, которые закрепляли на ней, нарочитое движение под собой.

— Это обычная рутина, — сказала Одрейд.

«Рутина?» Мурбелла ненавидела рутину послушничества в Бене Джессерит, все это обучение, выслушивание и реакция на Поверенных… Она особенно ненавидела необходимость оттачивать реакции, которые она считала адекватными, но сбросить кожу под взглядом этих пристальных глаз было невозможно.

«Адекватные! Какое опасное слово».

Это осознание было как раз тем, чего добивались. Как раз то средство воздействия, которое требовалось для их послушницы.

«Если тебе это ненавистно, сделай это лучше. Используй свое отвращение как руководство — нацеливайся точно на то, что тебе нужно».

То, что ее наставники так пристально наблюдали за ее поведением — ну, не замечательно ли! Она хотела этой возможности. О, как она этого хотела!

«Я должна выделяться этим».

Это было тем, чему могла позавидовать каждая Достопочтенная Мать. На миг она увидела себя как бы двойным взглядом — одновременно глазами бенеджессеритки и Достопочтенной Матери. Пугающее, восприятие.

Ее щеки коснулась рука, подвинула ее голову и исчезла.

«Ответственность. Я почти усвоила, что они имеют в виду под „новым чувством истории“.»

Взгляд на историю ордена Бене Джессерит зачаровывал ее. Как они могут рассматривать множественные прошлые? Было ли это включено в более величественную схему? Искушение стать одной из них было всепоглощающим.

«Это момент, когда я узнаю».

Она увидела, как оральный шприц поднялся в положение над ее ртом. Его подвинула Беллонда.

— Мы несем наш Грааль в своей голове, — сказала Одрейд. — Неси же этот Грааль осторожно, ежели он твой.

Шприц коснулся ее губ. Мурбелла закрыла глаза, но ощутила, как пальцы раздвигают ее губы. Холодный металл коснулся зубов. С нею был напоминающий голос Одрейд.

«Избегай чрезмерности. Слишком усердная корректировка приведет к тому, что в твоих руках будет всегда мешанина, всегда будет необходимость все больших и больших поправок. Осцилляции. Фанатики, замечательные творцы осцилляции».

— Наш Грааль. Он линеен, ибо каждая Преподобная Матерь несет одну и ту же определенность. Вместе мы сохраним его.

Горькая жидкость хлынула ей в рот. Мурбелла судорожно сглотнула. Она ощутила, как пламя потекло вниз по горлу в желудок. Никакой боли — только жжение. Она подумала — может, это и есть мера? Ее желудок сейчас ощущал только тепло. Медленно, так медленно, только через несколько биений сердца она осознала, что тепло изливается наружу. Когда оно достигло кончиков ее пальцев, она ощутила, как содрогнулось ее тело. Спина ее изогнулась над подушками стола. Что-то мягкое, но прочное заменило шприц в ее рту. Голоса. Она слышала их и знала, что это говорят люди, но слов разобрать не могла. Сконцентрировавшись на голосах, она вдруг осознала, что потеряла контакт с собственным телом. Где-то корчилось от боли тело, но она была далека от него. Рука коснулась ее руки и крепко сжала ее. Она узнала прикосновение Дункана, и внезапно вернулась к своему телу и его страданиям. Ее легкие отзывались болью, когда она выдыхала. Но не во время вдоха. Тогда они казались пустыми и неспособными наполниться вновь. Ее чувство бытия в живой плоти стало тонкой нитью, что вилась сквозь множество сущностей. Она ощущала всех вокруг себя, куда больше, чем могли собраться в маленьком амфитеатре. Еще одно человеческое существо вплыло в поле ее зрения. Мурбелла ощутила себя в фабрике-челноке… в космосе. Челнок был примитивным. Слишком сильный ручной контроль. Слишком много слепящего света. У рычагов управления женщина, маленькая и неопрятная, в поту от трудов. У нее длинные каштановые волосы, свернутые узлом на голове, откуда выбиваются пряди посветлее и висят вдоль узких щек. На ней только короткое платье ярких цветов — красного, синего и зеленого.

«Машины».

Было осознание чудовищной машины как раз под ее сиюминутным пространством. Платье женщины резко контрастировало с однообразностью и тягучим ощущением машин. Она заговорила, но ее губы не шевелились…

— Слушай! Когда настанет время тебе взяться за эти рычаги, не становись разрушителем. Я здесь, чтобы помочь тебе избежать разрушителей. Ты это понимаешь?

Мурбелла попыталась заговорить, но у нее не было голоса.

— Не старайся так, девочка! — сказала женщина. — Я слышу тебя.

Мурбелла попыталась отвлечься от женщины.

«Что это за место?»

Оператор, огромный пакгауз… фабрика… все автоматизировано… паутина линий обратной связи стекается в центр этого маленького пространства с комплексным контролем.

— Кто вы? — спросила Мурбелла, думая, что прошепчет. И услышала, как взревел ее голос. Агония слуха!

— Не так громко! Я твой ведущий в мохалате, одна из двух, кто помогает тебе избежать разрушителей.

«Дар защищает меня, — подумала Мурбелла. — Это я не где-то, это во мне самой!» На этой мысли контрольная комната исчезла. Она была перелетная птица в пустоте, обреченная на вечный непокой, и нет ей ни минуты покоя. Все, кроме ее мимолетных мыслей было нематериальным. У нее не было плоти, только тонкая привязь, которую она признавала сознанием.

«Я создала себя сама из дымки».

Возникла другая Память, кусочки и осколки чужого, как знала она, опыта. На нее искоса смотрели лица, и требовали ее внимания, но женщина и управление челнока вытолкнули ее. Мурбелла осознавала необходимость этих последовательных смен картин, но не могла осознанно сформулировать их.

— Это жизни твоего прошлого. — Это говорила женщина, управляющая челноком, но ее голос был бестелесной сущностью и шел из неопределенности.

— Мы потомки людей, которые делали отвратительные вещи, — сказала женщина. — Мы не любим признавать, что у нас в предках были варвары. Но Преподобная Матерь обязана это признавать. У нас нет выбора.