Фрэнк Херберт - Дом глав родов Дюны [= Капитул Дюны]

Где-то в Иной Памяти таились примеры, которые ей так хотелось бы отыскать: старые здания, еще более красивые оттого, что их оставили неоконченными. Строитель обанкротился, владелец разозлился на любовницу… некоторые их части становились от этого еще более интересными: старые стены, старые руины. Скульптуры времени.

Что сказала бы Белл, если бы я приказала построить беседку в моем любимом саду?

— Великая Мать? — подала наконец голос послушница подле Одрейд.

Великолепно! Они так редко находят в себе смелость.

— Да? — С легким вопросом. Лучше бы этому быть важным. Стоит ли слушать?

Но решила выслушать.

— Я вмешиваюсь. Великая Мать, поскольку дело срочное и потому что я знаю, как вы заинтересованы во фруктовых садах.

Великолепно! У девочки толстые ноги, но на ум ее это не распространяется. Одрейд смотрела на нее молча.

— Я — та, кто подготавливает карту для вашей спальни, Великая Мать.

Так значит это надежный адепт, та, которой доверили работать на Великую Мать. Еще лучше.

— Моя карта скоро будет готова?

— Через два дня. Великая Мать. Я настраиваю проекционные реле, которые будут указывать ежедневный рост пустыни.

Короткий кивок. Это было частью исходного приказа — приставить алколита поддерживать точность карты. Одрейд хотелось так просыпаться утром, чтобы ее вдохновлял этот постоянно меняющийся вид, первое, что запечатлялось бы в сознании после пробуждения.

— Сегодня утором я отнесла доклад в ваш кабинет, Великая Мать. «Управление садами». Может быть, вы его не видели.

Одрейд видела только название. Она слишком поздно вернулась с гимнастики и спешила повидаться с Мурбеллой. Столь многое сейчас зависит от Мурбеллы!

— Плантации вокруг Централи следует или забросить или предпринять меры, чтобы поддержать их, — сказала послушница. — Вот суть доклада.

— Изложи доклад устно.

Спустилась ночь, и комната осветилась плавающими светильниками, а Одрейд все слушала. Немногословно. Даже кратко. Доклад заключал в себе предостерегающую ноту, в которой Одрейд узнала влияние Беллонды. Никакой подписи из Архивов, но предостережения Контроля Погоды проходили через Архивы, и эта послушница подхватила несколько их фраз.

Завершив доклад, послушница замолчала.

Как мне ответить? Фруктовые сады, пастбища и виноградники были не только буффером, сдерживающим наступление песчаной стихии, не просто приятными украшениями ландшафта. Они поддерживали дух (и столы) Дома Ордена.

Они поддерживают мой дух.

Как тихо ждет эта послушница. Курчавые светлые волосы, круглое лицо. Приятные черты, хотя рот слишком широк. На ее тарелке оставалась еда, но она не ест. Руки сложены на коленях. Я здесь, чтобы служить вам. Великая Мать.

Пока Одрейд составляла ответ, вмешались воспоминания — старый случайный поток сознания поверх непосредственных наблюдений. Она вспомнила свой курс вождения орнитоптера. Две послушницы-ученицы с инструктором высоко над топями Лампадас. Она оказалась в паре с самой неспособной послушницей, какую когда, либо принимала Община. Очевидно, выбор на основе набора генов. Она необходима была Хозяйкам Рождений для передачи какой-то из характеристик потомству. Эмоциональным равновесием или умом это уж, конечно, не было! Одрейд даже вспомнила ее имя: Линчайн.

Линчайн кричала инструктору:

— Я все-таки буду летать на этом проклятом троптере!

И это при том, что к горлу у всех троих подступала тошнота от бесконечного кружения облаков над ними и корявых деревьев и болотистого берега озера внизу. Вот так это и виделось: мы неподвижны, а мир вокруг несется сумасшедшими кругами. И Линчайн, которая каждый раз ошибается. Каждое движение лишь загоняло их в новый штопор.

Инструктор отрезал ее от системы управления, вытянув развод, до которого только он мог дотянуться, и пока их полет вновь не стал прямым и ровным, не сказал ни единого слова.

— Вы никогда не будете управлять троптером, госпожа. Никогда! У вас не те реакции. Таким, как вы, их следует начинать тренировать до вступления в половую зрелость.

— Но я буду летать на нем! Буду! Я буду водить эту проклятую штуковину! — руки дергают бесполезный штурвал.

— Вы признаны непригодной, госпожа. Вам полеты запрещены!

Одрейд вздохнула свободнее, осознав, что она с самого начала знала, что Линчайн может убить их всех.

Круто обернувшись к Одрейд, которая сидела за ней, Линчайн выкрикнула:

— Скажи ему! Скажи ему, что он должен повиноваться Бене Джессерит!

Обращение к тому факту, что Одрейд обогнала ее на несколько ступеней вперед, уже говорил о командовании.

Одрейд молчала, ничто в ее лице не шевельнулось.

Молчание — лучшее, что иногда можно сказать, нацарапали когда-то шутники из Бене Джессерит на зеркале в умывальной. И тогда и не раз после Одрейд сочла это недурным советом.

Заставляя себя вернуться к нуждам послушницы за обеденным столом, Одрейд удивилась, почему у нее в памяти вдруг всплыло это давнее событие. Подобные вещи редко случаются без особой на то цели. Сейчас, пожалуй, молчать не стоит. Юмор? Вот оно послание. Юмор Одрейд (задействованный позднее) научил Линчайн кое-чему о ней самой. Юмор в условиях стресса.

Одрейд улыбнулась послушнице за обеденным столом:

— Как бы тебе понравилось быть лошадью?

— Что? — вырвалось у послушницы, но на улыбку Великой Матери она все же ответила. Ничего пугающего в этом, скорее даже что-то теплое. Все говорили, что Великая Мать позволяет себе проявление теплых чувств.

— Ты, конечно, не понимаешь, — вновь улыбнулась Одрейд.

— Нет, Великая Мать, — по-прежнему с улыбкой и терпением.

Великая Мать позволила себе вглядеться в молодое лицо. Ясные голубые глаза, еще не тронутые всепоглощающей Агонией Спайса. Рот почти как у Белл, но без ее злобности. Надежные мускулы и надежный ум. Она хорошо сумеет предугадывать потребности Великой Матери. Взять, например, ее работу над картой и этот доклад. Восприимчива. Маловероятно, что когда-нибудь поднимется на самый верх, но всегда будет на одной из ключевых позиций, где необходимы именно ее качества.

Почему я села рядом именно с ней?

Одрейд нередко выбирала определенного компаньона на время этих гостевых трапез в общем зале. В основном кого-нибудь из алколитов. Они могут открыть так многое. До рабочей комнаты Великой Матери доходили различные доклады об алколитах: личные наблюдения кого-нибудь из Прокторов об одной или другой послушнице. Но иногда Одрейд выбирала место, казалось, без какой-либо причины, которую она могла бы объяснить. Как сегодня. Не она ли та, что мне нужна?

Беседы завязывались очень редко, разве что сама Великая Мать начинала разговор. Обычно деликатное начало перерастало в разговор более личный. Остальные вокруг тогда жадно к нему прислушивались.