Джеймс Барклай - Крик Новорождённых

— Ты будешь использовать свой разум? — спросил высокий суровый мужчина.

Сборщик Джеред, который всех пугал пристальным взглядом.

— Не совсем, — ответил Гориан. — Мой разум понимает то, что видят мои чувства, и создает у меня в голове картину всего, что происходит. Я использую все мое тело, чтобы изменить или усилить энергию, которую беру извне.

— Пока достаточно, парень, — сказал Джеред. — Действуй. Делай то, что нужно. От шума и вони у меня голова идет кругом.

На самом деле все оказалось очень просто. Гвитен следила за коровой, чтобы убедиться, что он не причиняет ей новой боли, а Гориан тем временем соображал, как использовать тело самого животного, чтобы передвинуть ее теленка. Тут имелся некий ритм, и как только Гориан его задал, корова сама выполнила большую часть работы. Теленок тоже отреагировал: дернувшись, он повернул нос вниз, ища выход.

Гориан почувствовал, как расслабилась мать, когда боль унялась, а момент родов приблизился. Он передал энергию оставшимся линиям, и теленок вошел в родовые пути. Корова отреагировала на это так, как положено природой, и попыталась встать.

— Гвитен, беги!

Гориан выскочил из стойла. Корова повернулась и ударила по тому месту, где он только что стоял. Сильные руки потянули за веревку и поставили животное на ноги. Она замычала протяжно и страдальчески. Гориан даже через воздух ощущал напряжение ее тела и видел, как дергаются бока.

Теленок родился стремительно. Он вывалился из оболочки, выталкивая вместе с собой кровь и слизь, и растянулся на сене. Гориан бросился вперед и взял скользкого новорожденного на руки, очищая ему нос, рот и глаза. Владелец коровы освободил новорожденного от пуповины, и теленок попытался встать на ноги. А мать уже тянулась, чтобы вылизать его и подтолкнуть к вымени.

— Все в порядке, малыш, — сказал Гориан, гладя его склизкое, дрожащее тельце. — Я держал твою жизнь в руках, правда? Как хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил, да?

Он выпрямился и вытер руки о тунику. Она была покрыта слизью и кровью. Гориан улыбнулся Кессиану и маршалу. Все смотрели на него как-то хмуро.

— Я все сделал, — сказал он на тот случай, если им не удалось увидеть его триумф. — Без меня они оба погибли бы.

— Что ты имел в виду, когда сказал: «Хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил»? — спросил Джеред.

— Именно это и имел, — ответил Гориан, раздосадованный тем, что его работу восприняли так равнодушно.

— И значит ли это, что ты мог бы убить его с такой же легкостью с помощью твоих… — он помахал рукой, подбирая подходящее слово, — способностей?

Гориан нахмурился.

— Я просто хотел сказать, что раз я хотел, чтобы он жил, он живет. Я был рядом, я мог помочь, я дал ему жизнь. Больше никто не смог бы этого сделать. Что с вами такое, неужели вы не можете это понять?

— Ничего страшного, Гориан, — успокоил его отец Кессиан. — Ему надо задавать свои вопросы. Не расстраивайся.

— Я дал ему жизнь, — повторил мальчик, уставившись на Джереда и обнаружив, что не боится. — И я сделал бы то же самое для вас, если б вы меня попросили. Вы тогда тоже были бы так подозрительны? — Он поискал взглядом мать. Меера стояла рядом и кивала ему, показывая, что он хорошо справился. — Мне нужно отдохнуть. Я устал.

Все расступились, чтобы пропустить его. Гориан слышал, как они разговаривают за его спиной, но не о нем. Приезжие уже забыли о том, что он сделал. Никто из них не смог бы сделать такого. Так почему они не восторгаются?

— Куда теперь, господин Джеред? — спросил у сборщика маршал Васселис.

— К твоей чтице, наверное. Ей придется ответить на очень непростые вопросы теологического характера. А потом… э… Кессиан, кажется? Кессиан, я захочу поговорить с тобой. Не уходи далеко.

Их слова стали неразборчивыми.

— Что они будут делать? — спросил Гориан у матери.

— Не знаю, милый, — ответила она, тесно прижимая его к себе. — Но ты показал им, как много хорошего ты можешь совершить. Это сделал и Оссакер, и остальные, но ты спас две жизни. Они не могли тебя похвалить — им положено подозревать. Это их работа. Постарайся не тревожиться. Лучше отдохни немного. Я уверена, что они еще захотят с тобой поговорить.

— Почему они не могут принять нас, как это делают все здесь?

— Ах, дорогой, это трудный вопрос. — Меера вздохнула. — Мир велик и недоверчив, и людям свойственно бояться тех вещей, которых они не понимают. Какое-то время так было и с большинством жителей в Вестфаллене. Орден смотрит на вещи не совсем так, как Элса Геран. Придет день, когда ты все поймешь.

— Тогда почему они не здесь и не задают вопросы?

Лицо Мееры омрачилось.

— Потому что им неинтересно задавать вопросы — они только судят. Радуйся, что расследование ведет Адвокатура, а не орден.

И хотя Гориан настойчиво ее расспрашивал, мать больше ничего не сказала.

Элса Геран не знала, бояться ей или испытывать облегчение, быть спокойной или быть дерзкой. Беседа с Джередом, Д'Алинниусом и Арковом проходила без свидетелей в Доме Масок. Если кто-то здесь виновен в ереси, тогда определенно она является первым кандидатом. Чтица миловидна и даже красива, но она та, кто последовательно извращал учения ордена во имя собственных целей и целей Вестфаллена. Таковым явно было предположение Джереда, когда он пришел говорить с ней. Сможет ли Элса Геран переубедить его?

— Я знаю, что вы обо мне плохого мнения, казначей Джеред. И я прошу только, чтобы вы задали вопросы и выслушали мои ответы беспристрастно. Все, что я делаю, я делаю с убеждением, что такова воля Бога.

— Позволь мне заверить тебя, что у меня нет о тебе абсолютно никакого мнения. То, что ты носишь одеяния чтицы и гордо восседаешь в Доме Масок, — оскорбление Всеведущего. И мне тошно думать, что у тебя должны иметься сообщники внутри ордена, которые помогали тебе поддерживать этот обман. Интересно, как далеко это все проникло в Эсторр?

— Вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос? — спросила Элса, стараясь не выдавать тревоги, которую вызвала его горячность.

— Это было бы вполне подходящее начало и, возможно, самый легкий из вопросов, на которые тебе сегодня предстоит ответить. Начинай. Я слушаю.

— Каким бы ни было мое отношение к ордену как организации, а также к издержкам его структур, я никоим образом не стану втягивать орден в те невероятные вещи, которые мы здесь делаем. — Она удивила Джереда, улыбнувшись. — В конце концов, почему это ему должна достаться слава?

— Ты не ответила на мой вопрос.

Элса решительно встретилась с ним взглядом. Вечерний свет врывался в открытые двустворчатые двери и отражался от полированной витой резьбы, украшавшей каждый дюйм дерева, и от масок, которые покрывали стены Дома, невысокий сводчатый потолок и многоярусные полки. Прохладный морской ветер играл сложенными в стопки томами Хроник Памяти, открывая первые страницы тех, что лежали сверху, и демонстрируя яркие цвета, причудливые узоры и изображения мертвых, выполненные с детальной, исполненной чувства прорисовкой.