Брайан Герберт - Охотники Дюны

Сегодня, когда подручные лицеделы приказали ему лечь на другой стол, он не стал скрывать широкой улыбки. От этих улыбок лицеделы, как правило, начинали испытывать неловкость.

Владимиру не было никакого дела до Хрона, и он сотрудничал отнюдь не для того, чтобы его ублажить, но ему действительно очень хотелось получить доступ к мыслям и памяти исторического барона Харконнена. Юный гхола был уверен, что в этой памяти найдется много забавного. К несчастью, сам факт, что он хотел вернуть себе историческую память, и то, что он начал испытывать извращенное наслаждение от боли, стали препятствием к восстановлению личности старого барона.

Ожидая прихода лицедела, Владимир с интересом оглядывал мрачное каменное помещение главной башни восстановленного замка. Вероятно, при Атрейдесах эта башня была светлой и радостной, но, может быть, именно эту комнату какой-нибудь давно забытый герцог использовал как камеру, в которой пытали пленных Харконненов.

Да, Владимир мог себе это представить, представить, как все это выглядело. Электронные зонды, которые можно было вводить в тело, пробуравливающие инструменты для разрушения отдельных органов. Архаичные, старомодные, но какие же эффективные орудия…

Когда Хрон вошел в камеру, на его обычно невыразительном лице было заметно напряжение – губы плотно сжаты, глаза прищурены.

– Во время последнего сеанса ты едва не умер. Слишком велика оказалась нагрузка на мозг. Мне стоит лучше исследовать пределы твоей выносливости.

– Да, как бы это было для тебя ужасно! – не скрывая сарказма, произнес пятнадцатилетний подросток и зевнул с преувеличенно безразличным видом. – Если восстановление моей памяти потребует боли, которая просто-напросто меня убьет, то все твои многолетние труды пойдут насмарку. Что делать? Что же нам делать?

Лицедел подошел ближе.

– Скоро увидишь.

Владимир услышал, как зажужжали включенные аппараты, в комнате что-то грохотало и вращалось. Машина стояла в изголовье, но он не мог ее видеть. Предчувствие и зловещий страх были великолепны. Что же придумает Хрон на этот раз?

Невидимый аппарат, казалось, был уже совсем рядом, но шум продолжал приближаться. Владимир повернул голову и увидел толстостенную цилиндрическую камеру, которая, надвигаясь на него, стала поглощать его целиком, как глотающий добычу кашалот. Цилиндр был похож на большую трубу, на медицинский диагностический прибор или на гроб.

Владимир ощутил радостный трепет, поняв, что это машина– тотальный пыточный ящик. Лицеделы, видимо, сконструировали эту дьявольскую машину специально для него, чтобы переживания стали острее и глубже. Молодой человек улыбнулся, но не стал задавать вопросов, чтобы не испортить впечатления от сюрприза, приготовленного для него лицеделами. Снаружи стоял Хрон с непроницаемым лицом и смотрел, как стол исчезает в чреве цилиндра. Пятнистые наблюдатели тоже были здесь. Все молчали.

Колпак на конце цилиндра с тихим шипением герметически запечатал отверстии аппарата. В ушах защелкало, так как давление в камере цилиндра стало возрастать. В громкоговорителе раздался металлический голос Хрона.

– Сейчас ты узнаешь, какую методику применяли старые мастера-тлейлаксы для того, чтобы получать извращенных ментатов.

– Ах, у меня был когда-то один извращенный ментат, – с искренним бесстрашием рассмеялся Владимир. – Вы хотите поговорить об этом устройстве или испытать его?

В цилиндре погас свет, и внутренность машины погрузилась в непроницаемый мрак. Да, это действительно что-то совсем другое.

– Ты думаешь, я боюсь темноты? – крикнул барон, но стены цилиндра были выложены изнутри звукопоглощающим материалом, заглушающим даже эхо. Владимир ничего не видел.

Слышалось только тихое жужжание, он чувствовал, что постепенно становится невесомым. Стол куда-то исчез, во всяком случае, Владимир перестал ощущать его своей спиной. Поддерживаемый невидимым полем, он неподвижно и устойчиво висел в пространстве, ничего более не ощущая и не видя. Температура в цилиндре поддерживалась такая, что мальчик не чувствовал ни жара, ни холода. Вскоре прекратилось и жужжание. Владимир оказался в абсолютной тишине и в абсолютной темноте. Единственное, что он слышал, – это тихий звон в ушах, но скоро исчез и этот звук.

– Это становится скучным! Когда все начнется?

Но ничто в ответ не нарушило ни тишины, ни темноты. Владимир ничего не чувствовал и не мог двигаться. Владимир громко пустил ветры.

– Это же смешно!

Хрон, очевидно, не понимал нюансов садизма.

– Вы играете с моим телом, чтобы добраться до сознания, и играете с сознанием, чтобы добраться до моего тела, крутя и ломая его. Это все, что у вас есть в запасе?

Прошло десять минут – или больше? – но ответа не было.

– Хрон?!

Не происходило ровным счетом ничего. Ему было по-прежнему комфортно, он был отчужден от всех и всяких ощущений.

– Я готов! Давайте!

Хрон не отвечал. Боли не было. Они, видимо, хотят измучить его ожиданием. Он облизнул губы. Теперь все может начаться в любую секунду.

Хрон оставил его здесь в невесомости и изоляции на целую вечность.

Владимир пытался найти утешение в воспоминаниях о предыдущих ощущениях, но и они куда-то исчезли из его памяти. Пытаясь нащупать свои мысли, он начал углубляться в лабиринт путей сознания, и понял, что уходит в глубины собственного мозга, в царство полного мрака. В этом мраке как маяки светили какие-то точечные проблески, и он, как отчаявшийся моряк, попытался плыть к ним, но они удалялись с большей скоростью, и он не мог к ним приблизиться.

Прошла еще одна вечность.

Часы? Дни?

Он не ощущал и не чувствовал ничего. Абсолютно ничего. Владимиру хотелось одного – выбраться отсюда. Он хотел поплыть назад к свету, вернуться к жизни гхола, которую он вел до тех пор, пока его не погрузили в это черное безмолвие. Но он не мог. Это была ловушка!

Он начал кричать. Сначала он делал это для того, чтобы слышать хоть какой-то звук, нарушить эту пульсирующую пустоту. Потом он начал кричать по-настоящему, от страдания, и уже не смог остановиться.

Но тишина продолжала давить. Он попытался дернуться, но поле держало его крепко, спутав по рукам и ногам. Он не мог дышать, он ничего не слышал. Может быть, лицеделы каким-то образом его ослепили? Оглушили?

Владимир обмочился, и чувство влаги стало невероятным облегчением. Но и оно быстро прошло. Он оставался один в пустоте, тишине и мраке. Ему нужны были стимулы, боль, взаимодействие, удовольствие. Ну хоть что-то!

Но наконец он вдруг осознал, что вокруг происходят какие-то изменения. В его сознание начали просачиваться свет, звуки и запахи, они постепенно начали наполнять его стигийскую вселенную, превращая ее во что-то другое. Даже минимальное свечение он воспринимал сейчас как ослепительную вспышку. Ощущения полились в его сознание и подсознание, заполняя все полости. Боль, душевная боль была такой сильной, что он думал, что его голова вот-вот взорвется.