Александр Казанцев - Фаэты

Нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те силы, природы, которые они сумели открыть и покорить.

Перевод записи с чужепланетного спутника Земли «Черный Принц» сделан с языка фаэтов, живших на Фаэне миллион лет назад. Звучание ряда слов намеренно приближено к земным.

Единственная дочь диктатора Властьмании, древнего континента той планеты, носила по матери имя Ясна. Отец ее, Яр Юпи, ждал сына, однако дочь полюбил без памяти. И все чудилось ему, что вырастет она, выйдет замуж и уйдет от него. И когда, по обычаю, понадобилось дать взрослой дочери имя, не придумал он ничего лучшего, как назвать ее Мада, что означало Влюбляющаяся. Фамилии на Фаэне давались по именам планет и звезд. К примеру, Мар или Юпи, Альт или Сирус.

Мада Юпи походила на мать: ее называли прекрасной. Лицо ее озадачивало художников, живое, всегда меняющееся, то веселое, то ясное, то задумчивое. Как ее писать? Воплощала она в себе лучшую породу длиннолицых, но овал ее лица был умерен и мягок, нос прям, а губы строго сжаты.

Эту синеглазую фаэтессу (так звались там подруги фаэтов) и встретил на Великом Берегу гость Властьмании Аве Мар. Девушка выходила из воды, выбрав мгновение, когда вал прибоя разбился о берег и в шипящей пене уползал обратно.

Аве пожалел, что он не скульптор. Все, что он слышал о Маде от своего горбатого секретаря Куция Мерка, было бледно, тускло по сравнению с тем, что он увидел сам.

Пожилая полная фаэтесса из круглоголовых вбежала в воду и укутала выходящую мягкой пушистой простыней.

Мада не обратила на Аве никакого внимания, хотя со слов спутницы знала о нем немало. Расторопная няня поставила на песок складной стул, и Мада села на него, драпируясь в простыню, как в платье древних.

Куций Мерк заметил впечатление, произведенное Мадой на Аве, и, выпячивая свой горб, нагнулся к нему.

— Не показать ли местным туземцам? — И с многозначительной улыбкой на умном и недобром лице он протянул Аве небольшую гладкую доску.

Сидя на песке и любуясь Мадой, Аве рассеянно отозвался:

— Вот не думал, что мы захватили это с собой!

— Здесь прекрасная гордячка Мада Юпи, — подзадоривал секретарь.

Аве Мар встал. Благодаря его внушительному росту, длинной крепкой шее и прищуру глаз создавалось впечатление, что он смотрит поверх всех голов.

Повинуясь, как ему казалось, собственному побуждению, он взял у Куция доску и смело вошел с ней в воду.

Спутница Мады, не спускавшая с Куция глаз, зашептала ей на ухо:

— Посмотри-ка, Мада! Чужестранец из Даньджаба, о котором я тебе рассказывала, прихватил с собой какую-то дощечку.

Несмотря на волнобои, сооруженные здесь для облегчения купания во время прибоя, валы яростно разбивались о берег. Но за препятствием они были поистине гигантскими, как в открытом океане, вздымались один за другим, вспениваясь на гребнях.

— Куда он плывет? — тревожилась спутница Мады. — Не позвать ли спасателей?

— Он плавает лучше, чем ты думаешь, — рассеянно заметила Мада.

— Зачем же взял доску? Смотреть страшно. Но все же она смотрела не отрываясь.

Аве доплыл до волнобоя и перебрался через него. Теперь он привлек к себе внимание многих купающихся.

— Почему ты решила, что это и есть тот чужестранец? — спросила Мада.

— По его спутнику. Круглоголовый, как и я, к тому же горбатый, а гордится, словно гуляет по пляжу Даньджаба. Обидно за наших. Неужто никто не покажет этому гордецу, как надо плавать!

— Нет, я не хочу, — сказала Мада, наблюдая, как исполинские валы вскидывали на гребни чужеземного гостя.

И вдруг все отдыхающие на пляже зашевелились.

Пловец, выбрав момент, когда особенно большой вал поднял его на гребень, вскочил на ноги и замахал руками, словно хотел взлететь как птица. Но он не взлетал, а просто удерживал равновесие на скользкой дощечке. Так он стоял на пенной верхушке и с пугающей скоростью несся к берегу, одетый пеной и брызгами. Казалось невероятным удержаться на движущейся водяной горе. Но безумец не только устоял, он, задорно смеясь, стал скатываться с крутого водного склона, потом позволил волне снова вскинуть себя на хребет.

Переполненный пляж ахнул, видя дерзкое мастерство заморского пловца.

— Однако я должна посмотреть, как это делается, — решительно сказала Мада, сбрасывая с себя «древнее одеяние» и передавая его на руки встревоженной служанке.

— Что ты, родная! — запротестовала та, забыв свой недавний совет. — Пришибет он тебя своей доской. Да и пристало ли дочери самого Яра Юпи плыть с ним рядом?

Мада побежала в воду, нырнув в нахлынувшую волну. Темная шапочка, сделанная из упругого материала, оберегающего от воды густые волосы, замелькала среди пенных гребней.

Мада доплыла до волнобоя к забралась на него. Отсюда она увидела, что заморский пловец возвращается с доской в океан, чтобы снова начать скачку на пенных гребнях. Девушка помахала ему рукой, хотя он не мог ее видеть.

Вряд ли на Великом Берегу был еще кто-нибудь столь же искусный в плавании, как Мада. Океанские волны поднимали ее на хребты и силились отбросить назад. Но она не привыкла отступать, чего-нибудь пожелав. Она решила непременно встать на эту волшебную доску, и не было силы в мире, которая могла бы ее остановить.

Иноземец уплывал от берега и не оглядывался.

Мада всего лишь миг видела незнакомца, входившего в воду. Но сейчас, плывя за ним в море, она отчетливо представляла себе его атлетическую фигуру в набедренной повязке, крепкие, вздувающиеся под кожей мышцы, мальчишеский затылок и кудрявую голову.

И вдруг Мада увидела его. Он стоял на пенном гребне. Вода словно кипела под ним, а он с безрассудной лихостью заскользил вниз по водному склону прямо на Маду.