Карина Шаинян - Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте

Юлька проснулась от собственного визга. Она забилась, стряхивая с лица что-то невыносимо мерзкое и пытаясь выбраться из спальника, и тут же обнаружила, что освобождаться не от чего: ткань под руками расползалась во влажную, чуть липкую труху, в которой что-то омерзительно копошилось. Поскуливая, Юлька вскочила на ноги, отряхивая и размазывая по лицу какие-то волокна. Наконец она решилась открыть глаза и тут же снова завизжала: ладони были покрыты влажным сероватым пухом, в котором ползали белесые насекомые. В рассветных туманных сумерках они казались почти прозрачными. Юлька тщательно вытерла руки об штаны. На подгибающихся ногах она отошла чуть в сторону от дерева, и тут ее вырвало.

Прохладная вода ручья показалась ей лучшим, что вообще бывает в жизни. Отмывшись от непонятной пакости, Юлька набралась храбрости и вернулась к месту, где спала.

Спальника не было. На его месте валялись ошметки расползающейся ткани и клочки синтепона, по которым суетливо бегали термиты. Между деревом и облепленным землей кустом виднелся белесый поток, образованный снующими насекомыми. Давя новый приступ тошноты, Юлька подошла поближе к земляному бугру.

Только очень неопытный и очень усталый человек мог принять эту кучу глины за случайно намытую ручьем землю. Перед Юлькой возвышался огромный термитник, населенный миллионами всеядных и агрессивных насекомых. От ужаса Юльку снова начало подташнивать. Непонятно было, почему термиты принялись за полностью синтетический и, наверное, не слишком питательный спальник, а не за саму девушку.

— Мутанты какие-то, — проговорила Юлька.

Она снова машинально обтерла ладони о штаны, подобрала палку подлиннее и, морщась, выкопала из-под останков спального мешка сигареты с зажигалкой. Что-то упало на нее, скользнуло по обнаженной шее; Юлька снова завизжала и отпрыгнула в сторону. Но это была всего лишь толстая корка какого-то фрукта, съеденного то ли птицей, то ли мелким животным. Подняв голову, Юлька увидела мелькнувшее в кроне красное пятно; закачались потревоженные ветки. На секунду ее охватила горькая обида на Алекса, на деда, на саму судьбу. Она ведь всю жизнь хотела побывать в джунглях! Встреча с оцелотом могла сделать ее счастливой, съеденный спальник — превратиться в чудесное смешное воспоминание, — будь это путешествие, а не бегство. Но какие-то незнакомые люди ради своих не нужных и не интересных ей целей превратили Юлькину мечту в кошмар. И теперь ей снова надо спешить, прятаться, скрываться, вместо того чтобы рассматривать волшебных птиц в далеких сумрачных кронах… И еще неизвестно, чем все кончится: если Юлька не выйдет сегодня на какой-нибудь поселок, придется ночевать на голой земле, и в лучшем случае она простынет, а в худшем… Юлька вспомнила копошащихся термитов и содрогнулась. Надо было торопиться.

Стрелка компаса на ладони покачнулась и замерла, указывая путь. Рюкзак, к счастью, Юлька бросила чуть в стороне, и насекомые до него не добрались. Так и не просохшие кроссовки тоже были целы, хоть и воняли плесенью. Нацепив их, Юлька подхватила рюкзак и, не оглядываясь, зашагала дальше на юго-восток, в Камири, к деду.

Ложе очередного соблазнительно прозрачного ручья было ярко-рыжим от ржавчины. Юлька на мгновение залюбовалась им и тут же похолодела от дурного предчувствия. Поспешно вытащив компас, она положила его на раскрытую ладонь и перестала дышать. Стрелка лениво провернулась и замерла. У Юльки перехватило дух. Она слегка щелкнула по компасу ногтем…

— Черт! — крикнула она. — Черт, черт, да что ж такое!

От легкого удара стрелка опять повернулась. Девушка потрясла компас — и снова север оказался в совсем другой стороне. Стрелка вертелась и замирала, как придется. Железо! Кругом под ногами — сплошная железная руда, магнитная аномалия. И совершенно неизвестно, сколько Юлька прошла, ориентируясь по взбесившемуся компасу, — ведь она лишь краем глаза посматривала на стрелку, только чтобы убедиться, что не сбилась с пути…

Глубоко вздохнув, Юлька задрала голову. В густых кронах лишь местами мелькали кусочки неба — серого, слоистого и непроницаемого, как синтепон из растерзанного термитами спальника. Еще не веря в то, что окончательно заблудилась, Юлька медленно подошла к ближайшему дереву — и горько рассмеялась, обнаружив, что его ствол оброс мхом равномерно со всех сторон. Она присела на корень и зябко обхватила себя за плечи.

Очень хотелось плакать, но Юлька держалась. Казалось — пока не пролилась первая слеза, беды еще не случилось, все еще понарошку, все можно отменить, как страшный сон, проснуться дома и удивиться такому яркому и подробному кошмару. Пахло сыростью и подгнившими фруктами, щупальца тумана ползли между деревьями, и под влажной пеленой все казалось белесым и мертвым. Кошмар… Морок. Юлька встрепенулась: а вдруг она снова заморочила сама себя? Вдруг это всего лишь бред, навеянный Броненосцем? Она неуверенно дотронулась до фигурки. Мелькнуло смутное опасение — что будет, если погрузиться в галлюцинацию посреди морока? Все равно что заснуть во сне, только еще страшнее.

Внушить бы себе что-нибудь хорошее… Оказаться бы дома, в тепле и безопасности. Ненадолго, просто передохнуть. Погрузиться в иллюзорный, но такой сладкий уют.

(…Юлька машет ладонью, разгоняя дым из бабушкиной трубки, и бросает в кружку с чаем еще один кусочек сахара. Болтает ложечкой, рассеянно вслушиваясь в бормотание телевизора: «…находился президент Боливии Эво Моралес. В районе Чако ведутся поиски, однако пока о судьбе пассажиров и экипажа…» Щелкает пульт, и обломки вертолета сменяются сверкающим в улыбке рядом зубов.

— Как-то глупо вышло, — говорит Юлька бабушке.

— Не морочь себе голову, Жюли, — басит Мария. Юлька грустно кивает и вновь смотрит в телевизор. Камера отъезжает, и на экране появляется мужское лицо, лицо индейца. Ослепительная улыбка исчезает; мужчина смотрит серьезно и тревожно.

— Не морочь себе голову, — говорит он. — Не морочь! — настойчиво повторяет он, и Юльке кажется, что индеец смотрит ей прямо глаза. — Отпусти Броненосца, глупая женщина!

— Что?! — Юлька растерянно смотрит на бабушку, но лицо Марии дрожит и плавится, и в ее чертах проступает что-то индейское.

— Не морочь себе голову, — басит она.

Вскрикнув от неожиданности, Юлька отшатывается, и что-то больно бьет ее по затылку. Она хватается за голову, и с волос в ладони сыплются кусочки коры и мха…)

Пошатываясь от слабости, Юлька поднялась с корня и шагнула к ручью. Ее знобило. Чуть холодило ладонь, которая сжимала Броненосца; в ней еще жило ощущение гладкого прохладного металла. Едва понимая, что делает, Юлька плеснула в горящее лицо водой и выпрямилась, вытираясь рукавом. Из галлюцинации ее, кажется, выкинули. Думать, кто и как это сделал, не хотелось — Юльке было нехорошо.