Гэрет Уильямс - Часть 7 : ...да не будет разорвано Богом.

Синовал бросил его.

Итак, да, Гален будет рад уничтожить врага. Если это слабость — пусть будет так.

Себастьян в молчании провел его по темным коридорам. Иногда они слышали крики, или жалкие мольбы о пощаде на разных языках. Себастьян не уделял им внимания, также как и Гален. Если он и задумывался о том, что совсем недавно он был одним из кричащих — то на его лице не отразилось следа эмоций.

Гален не знал, где находилось это место, но в те времена, когда он все еще помнил — он думал, что если существует Ад, то это именно он.

Это было просто... место. Вот и все.

Себастьян провел его сквозь арку в ослепляющее инферно света. Гален склонил голову. Свет не ранил его и не сжигал, хоть и был неприятно сильным. Перед ним склонил голову Себастьян.

С ними говорил Светлый Кардинал.

Слова нельзя было выразить человеческим языком, но ни, он ни Себастьян больше не были настоящими людьми. В любом случае, слова были неважны. Лишь содержание имело значение.

И когда он понял его — Гален обнаружил, что он улыбается.

Мама!

Сны больше не приходили к ней. Она не спала. Женщина со многими именами получила все, но потеряла свое.

Она цеплялась за имя "Талия Винтерс" больше из ностальгии, чем почему—то еще. Точно по той же причине она держалась за иллюзию своей человекоподобности.

Когда она была в Академии, у нее был наставник по имени Джейсон Айронхарт. Он был и ее любовником, когда она была менее опытна, больше боявшейся голосов, юной, испуганной, и полной ненависти к себе. Он неоценимо помог ей, показал ей истинную красоту тишины.

Просто тишина.

Такой она была для ее народа.

Она держалась за это воспоминание больше, чем за любое другое. Больше для нее не было тишины. Она испытывала ее с тех пор, когда разошлись пути ее и Джейсона; особенно — с Элом, с Декстером, Мэттом и несколькими другими. Но какой бы сильной, какой бы страстной и удивительной не была тишина — она всегда помнила то первое откровение.

Теперь — больше чем когда—либо.

Потому что теперь для нее не было тишины.

Все ради ее народа.

Знакомый нормал как—то спросил ее, на что в самом деле похоже — быть телепатом. Она описала, что это — как находиться в комнате, забитой людьми которые тихо разговаривают сами с собой, так тихо, что слов не слышно, но все равно остается ощущение бесчисленных разнящихся разговоров, каждый — со своим сопровождением из памяти, эмоций, радостей и горя.

Это все и объясняет, верно?

Да, тогда она была только П—5, и малоопытной. Это было до того, как она встретила Эла, прежде чем она выучилась на диверсанта и убийцу, прежде чем она родила, прежде чем она хотя бы догадывалась о существовании Сети.

Вы подчинитесь нам.

Эта мысль надолго осталась с ней.

Теперь она была выше, чем П—5. Гораздо, гораздо выше. Она сомневалась, что на шкале вообще есть отметка для нее. И она была лишь первой, если она точно была первой. Может быть, другие прошли перед ней и получили силы столько же, или больше. Может быть, они просто исчезли со страниц истории.

Синовал знал бы. Но чтобы спросить его, ей нужно было подобраться слишком близко к Истоку Душ, и тогда она услышала бы их голоса. Все до единого.

Она считала, что это может свести ее с ума.

Так же как бедного, бедного Декстера.

Нужды многих...

Она взглянула на двух ее спутников, желая чтобы она не могла видеть их мыслей так легко, словно их черепа прозрачны. Она встречала их обоих прежде, двенадцать лет назад, но тогда она была другой, практически — другой личностью.

Помыслы Маррэйна она понимала, и они ей нравились. Его эмоции были так сильны, так яростны, так близки к поверхности, удерживаемые в узде чистой силой воли. Его печаль была огромна и каждая третья мысль была о его могиле, но он не мог успокоиться, пока не исполнит свое предназначение.

Ей нравилось это. За это она уважала его.

Мама!

Маррэйн был редкой личностью. Даже уникальной. Он познал смерть, и это воспоминание всегда присутствовало в его мыслях. Под поверхностью было погребено пламя, погребено глубоко внутри. Он думал о чести, о войне и дружбе и страстной темноглазой женщине. Он знал ненависть, что могла гасить солнца, и любовь, что могла зажигать их вновь, но то была другая личность. В нем также было сомнение, вечное и назойливое желание узнать — тот ли он, каким он был. Он никогда не был уверен, был ли на самом деле Маррэйн, знавший Валена и Дераннимер, тем же самым Маррэйном, что жил и действовал сейчас.

Она могла это понять. Самого Маррэйна она не слишком любила. Его внешняя личность — его новая личность, как сказала бы она — была привлекательной, исполненной любви к жизни, что могла родиться лишь в том, кому в ней отказано. Но она могла видеть внутри неподдельную тьму, безумие и зло, на которое он был способен.

Он был не столь простым, чтобы его любить, не для нее, но все же она могла понять то зло, на которое способен каждый.

Мама!

В конце концов, она сама убила собственную дочь.

Талия!

И приговорила к безумию мужчину, любившего ее.

Марраго кивнул.

— Конечно. — сказал он.

Она прочитала бесконечность его мыслей, чувств и воспоминаний за один удар сердца.

— Итак. — сказал Маррэйн. — Надеюсь, что для этой встречи есть повод. Ради нее я оставил мою возлюбленную леди, и если я не вернусь к ней вскоре, она может найти другого.

— Она не будет искать. — ответила Талия. — И да, на нее есть причина. У Примарха есть план.

— Когда это у него их не было? — поинтересовался Марраго.

— И? — спросил Маррэйн.

Все было его частью. Не просто они трое, но все воины в армии Синовала. Она не знала всего, но знала достаточно, и тут было кое—что, что лишь она могла исполнить. Она не должна была этого делать, но считала себя...

...обязанной.

Без Синовала она никогда не стала бы тем, что есть сейчас. Никогда не узнала бы ощущения мощи, ощущения....

Мама!

Никогда не увидела бы, как умирает ее дочь, или как падает Декстер, выцарапывая себе глаза.

Талия!

Никогда не получила бы силу, чтобы спасти ее народ.

Со временем умирает все.

Она обязана Синовалу. Она может сделать это ради него.

Это должна быть она. Она может убедиться, что никто не подслушивает их — ни шпионы, ни телепаты, ни наблюдатели. Он может почувствовать присутствие Чужаков и Ворлонцев.

Она знала, что они в одиночестве.

Все они в одиночестве, большем чем они могут осознать.

Кроме нее.

Мама!

Она начала объяснять.

Маррэйн заулыбался.

Он снова думал про огонь.

Год 2266 в основном характеризовался больше планами и приготовлениями, чем настоящими битвами, и для историка мало что в нем указывает на перемену хода войны. Разумеется, это не значит, что ничего не происходило; но то, что происходило, было более тонким, более тайным и значение этого можно различить лишь в ретроспективе.