Юрий Сазонов - Рыцарь Феникса

— Что угодно молодым господам? — любезно улыбнулся торговец. — Прошу выбирать, недавно завезли новый товар. Есть итальянские виелы отличного звучания, отдам за два су, а вот извольте посмотреть — лиры известного мастера Гуго Пикардийца… Но я вижу, что молодой господи смотрит на арфы. Вот что я скажу, юноша: нету инструмента благородней арфы, а все же псалтерион — вершина искусства всякого музыканта, ибо звучание его угодно господу и святой церкви. Обратите внимание на этот, отделанный черным деревом, завезенным из Африки. Двадцать одна пара струн, точнейшим образом настроенных для сладкозвучной игры, уступлю за двадцать су, приложу также совершенно бесплатно щипок…

Томас удостоил псалтерион лишь мимолетного взгляда, потому что внимание его привлекло нечто другое. На стене над прилавком висела черная валлийская арфа, а под ней сухой рутовый венок. Желание прикоснуться к любимому инструменту было столь велико, что юноша ощутил непроизвольное движение руками. Словно они перестали слушаться его и взмыли, влекомые еще не произнесенными звуками, уже столь отчетливо звучавшими у Томаса в ушах. Какой нелепый порыв! Том резко опустил руки, напомнив себе, что он не располагает необходимой суммой. Внезапно испортившееся настроение отравляло кровь и Том захотел как можно скорее покинуть лавку, в которую так стремился.

— Пойдем-ка отсюда. Время позднее, и хозяин устал…

— Но как же! — всплеснул руками мэтр. — Вы ведь ничего и не купили…

— Мы бедные слуги Храма, — плаксиво взвыл Жак, — отказавшиеся от денег и имущества во имя служения Господу. Увы, увы…

Когда молодые люди вернулись в Тампль, цитадель храмовников гудела, как растревоженный пчелиный улей. Незадолго да вечерней службы прискакал гонец. Кортеж великого магистра приближался к Парижу, и должен был достичь Тампля через два дня — в пятницу, семнадцатого декабря года тысяча триста шестого от Рождества Христова.

Утро пятницы выдалось ясным, солнечным и морозным. Снег, покрывший землю, крыши и ветки деревьев, искрился, дыхание вырывалось паром. Приор и свита в парадных одеяниях выстроились на ступенях башни Тампль в ожидании торжественного въезда магистра.

Томас стоял с другими оруженосцами в задних рядах. Нелепо было ожидать, что дядя позовет его встать рядом с собой, и все же юноша временами кидал завистливые взгляды на группу гордых рыцарей в кольчужных доспехах, в праздничных белых плащах и при мечах. Там был и надменный Гильом де Букль, и Жерар де Шатонефе, господин Робера, и кузен Шарля, Гуго де Шалон, племянник визитатора Франции, и множество других. Среди белых плащей темным пятном выделялись одежды сержанта Гуго де Безансона. И доспех его был скромнее рыцарского — короткая кольчуга обергон без рукавов. А все же молочный брат Жака стоял там, рядом с приором Франции, и глаза Жака сияли от гордости.

Сам Томас, после начального воодушевления, испытывал не гордость, а нетерпение. Во-первых, ему надоело неподвижно торчать на морозе. Король Роберт не требовал от подданных таких церемоний, и запросто подходил к солдатам у походных костров, подсаживался и заводил разговор. Здесь не то. Во-вторых, Томас лелеял в глубине души надежду, что великий магистр окажется сговорчивей приора. Быть может, удастся найти случай встретиться с ним и рассказать о послании сюзерена. Юноша вытягивал шею, изо всех сил всматриваясь в расчищенную мощеную дорожку, что проходила между церковью и дворцом приора. От снежного блеска уже рябило в глазах.

Наконец воздух прорезал чистый звук трубы. Над воротами взвилась снежная пыль, послышался конский топот, и из-за двубашенного здания показалась кавалькада всадников.

Впереди скакали пять рыцарей в белых плащах с красными орденскими крестами: двое в первом ряду, двое во втором и один в третьем. А за ними ехал высокий старик на породистом арабском жеребце. В длинной бороде старика седины было куда больше, чем черных волос, но держался он прямо и гордо. На сухом загорелом лице выделялся орлиный нос, глаза смотрели из-под густых бровей. Плечи всадника покрывал короткий, отделанный беличьим мехом белый плащ с красным крестом, под ним виднелся белый сюрко, [17] Сюрко — средневековая одежда, которую носили поверх котты. и чепрак [18] Чепрак — подстилка под конское седло. на коне тоже был белее снега. На голове шапо, обшитое светлым шелком. На поясе тамплиера висел меч, а следом оруженосец вез копье и щит «боссеан», белый с черной полосой поверху — знак славы и гордости рыцарей Храма.

«Великий магистр Жак де Моле», — прошипел Жак на ухо Томасу, но тот уже понял и сам.

По левую руку от магистра ехал брат-знаменный с развернутым знаменем: в правой верхней и левой нижней четвертях фамильные цвета де Моле, в левой верхней и правой нижней красные кресты рыцарей Храма. Следом братья-сержанты вели в поводу запасных коней. С магистром ехал и брат-гонфалоньер, командовавший оруженосцами ордена. А далее следовали советники, капеллан верхом на муле, рыцари, везущие походную орденскую казну, визитаторы командорств [19] Командорство — территориальное подразделение в духовно-рыцарских орденах. Франции, общим числом четырнадцать, со свитой, сержантами и слугами-сервантами. [20] Сервант — служитель ордена, не рыцарь и не сержант. Вся кавалькада насчитывала до двухсот человек. Двор Тампля, до этого казавшийся просторным, вдруг сделался мал и тесен. Всюду мелькали красные кресты, белые, черные и коричневые плащи, блестели шпоры, фыркали кони.

Однако взгляды всех рыцарей и оруженосцев, выстроившихся на лестнице, устремились к одной-единственной фигуре. К тому, кто скакал по правую руку от магистра — там, где обычно в процессии оставалось пустое место.

Там на сером арабском жеребце ехал человек в черном плаще, в черном же, закрученном вокруг головы тюрбане, полностью покрывавшем волосы. На руках его были черные перчатки из тонкой кожи, на поясе — сарацинская сабля. Но не это приковало к нему взоры обитателей Тампля. Лицо человека скрывала маска. Черная, с прорезями для глаз, она глянцевито блестела на ярком солнечном свету.

Томас услышал, как Жак у его плеча резко втянул воздух.

— Прокаженный, — испуганно шепнул доходяга-Шарль.

— Сам ты прокаженный, — хмыкнул Робер. — Кто же допустит больного в свиту верховного магистра? Это, должно быть, сарацинский писец. [21] Сарацинский писец — переводчик. Они любят рядиться под сарацин.

— Но маска…

— Больному не позволят…

— А Балдуин Прокаженный умер от лепры, стало быть…

— Стало быть, ты дурак!

— Тихо! — яростно прошипел старший сержант.