Юрий Сазонов - Рыцарь Феникса

Юноша беспокойно метался по мастерской и по двору, и ветер преследовал его по пятам. Сквозняк взметнул занавески на окнах харамлика, затем оттуда раздался стеклянный звон и женский вскрик, и над домом поплыл густой аромат розового масла. Должно быть, порыв ветра опрокинул склянку, и она разбилась, расплескав драгоценное содержимое. Послышались горестные причитания хозяйки, затем успокаивающий голос абу Тарика. А потом с юга донесся колокольный звон. Томас удивленно вскинул голову — для вечерней службы было еще рано, и обычно первыми ударяли колокола Каттедрале. Почти одновременно с отдаленным гудением колоколов раздался стук ворот, и во двор вбежал Селим.

Сегодня хозяин отправил помощника торговать в лавке, но тот вернулся задолго до окончания рыночного дня. Оливковое лицо Селима раскраснелось, на щеках горели два багряных пятна. Подбежав к Томасу, обычно сдержанный араб повел себя странно. Он ухватил юношу за плечи и тряхнул, громко восклицая:

— Где хозяин?

Алхимик уже появился на пороге харамлика и изумленно уставился на своего помощника.

— Дурные вести! — выкрикнул Селим. — Сегодня в городе видели черного человека. Сначала он появился на рынке в мясных рядах и мутил там народ, а затем говорил с рабочими в порту и на бойнях. С ним были еще какие-то люди, по виду египтяне. [64] В средневековье ошибочно считалось, что цыгане вышли из Египта. Отсюда английское «Gypsies» — цыгане, искаж. от «Egyptians» — египтяне. Они расползлись по всему кварталу Альбегрия, [65] Альбергерия — южный «бедный» квартал средневекового Палермо. подговаривая тамошних голодранцев на бунт. Слышите колокола? Христиане взялись за ножи и факелы и поджигают дома правоверных на южных окраинах. Они идут сюда! Надо спасаться!

Томас похолодел. Остальные рабы испуганно заметались по двору. Служанки, выбежавшие на крики, завизжали. Старая стряпуха бухнулась в пыль и принялась кататься, вцепившись в седые, выбившиеся из-под платка космы.

Томас еще не понимал толком, что все это означает, но было ясно одно — случилось что-то страшное.

В наступившем бедламе только абу Тарик сохранил спокойствие. Он упер руки в бока и громко крикнул:

— Тихо! Замолчите вы, бабы, и перестаньте выть и носиться, как безголовые курицы. Я честный и законопослушный торговец. Я исправно плачу налоги в городскую казну. Хашимы [66] Сборщики налогов. знают меня, и я не раз обедал с каидом. [67] Правитель города. Никто не посмеет ворваться в этот дом.

«Как бы не так», — подумал Томас. Однако остальных слова хозяина успокоили. Две служанки подбежали к стряпухе и под руки увели ее внутрь дома. Селим поклонился хозяину и, обернувшись к рабам, велел им отправляться в мастерскую. И только ветер, безразличный к людским тревогам и надеждам, продолжал завывать и стучать решетками, да колокольный звон делался все громче.

Дом и вся улица затаились, замерли, ожидая, что будет. Томас и Селим забрались на крышу. На юге в небо поднимались дымные столбы. Там, в квартале Альбегрия, уже вспыхнули пожары, оттуда несся колокольный звон и людские крики. Однако на соседних улицах было спокойно — лишь однажды, уже под вечер, загрохотали тележные колеса. На телеге доверху был навален скарб. Владелец телеги, пожилой араб, нахлестывал тощего мула, а у него за спиной съежились три женщины и несколько испуганных большеглазых детей. Повозка, подскакивая на брусчатке, промчалась на запад, к порту — и снова все затихло. Солнце медленно садилось в багряно-алые, словно подсвеченные пожарами тучи. Дым с юга повалил гуще, людские крики приблизились. Томас тронул Селима за плечо.

Когда араб обернулся, Томас знаками показал, как поднимает модфу, целится и стреляет. Селим сначала нахмурился, не понимая, потом лицо его прояснилось.

— Правильно, — закивал он. — Хозяин может думать, что хочет, но мы должны быть готовы. Мы должны защитить дом и имущество…

Тут Селим зарделся, и Томас ясно понял, какое именно имущество хочет защитить возлюбленный прекрасной Хабибы. Если Саххар явится сюда в компании погромщиков, то узнает вкус железных орехов. Посмотрим тогда, призрак он или обычный человек, и так ли неуязвима его плоть, как кажется на первый взгляд.

Селим и Томас слезли с крыши, бегом отправились в мастерскую и вернулись на свой пост с четырьмя модфами, запасом бондоков и пороха в кожаных мешочках. Томас зарядил все четыре модфы и рядком разложил на крыше. Молодой араб подготовил переносную жаровню, на углях которой калились три железных прута с удобными рукоятками.

Как раз когда они закончили, на южной стороне улицы показалась толпа. Люди шли рядами. Над головами их плясало пламя факелов, пока еще бледное в последних закатных лучах. Страшней было то, что толпа двигалась в совершенном молчании: ни криков, ни пения, ни молитв или проклятий. Впереди шагало несколько высоких широкоплечих мужчин в буровато-алых накидках. Присмотревшись, Томас с холодком в груди осознал, что накидки красны от крови — человеческой или звериной.

— Рабочие со скотобоен, — прошептал у плеча Селим. — Я слышал, они красят плащи бычьей кровью.

Сразу за мясниками двигался человек в черном одеянии. Поначалу Томас принял его за проклятого Саххара, но потом осознал, что в руках человека блестит большой золоченый крест. Монах. Люди шли громить жилища мусульман, прикрываясь святым крестом и именем Господним.

Толпа миновала первые дома, втягиваясь в улицу медленно, как черная змея с красным капюшоном втягивается в нору. Они шли неспешно, но уверенно, и, кажется, знали, куда направляются. Соседями абу Тарика были греки-христиане. Томас представил на секунду, как они сидят там, сжавшись за стенами и заборами, наглухо захлопнув ставни. Как надеются, что беда их минует, что в хмельном угаре человекоубийства погромщики еще способны будут отличить братьев-христиан от чужаков. Конечно, ждать от них помощи нечего.

Сейчас уже было слышно тяжелое дыхание и шум шагов десятков людей. Мелькали грязные, закопченные лица, сверкали зубы. От толпы несло гарью, потом и свежей кровью. Передние погромщики, обряженные в красные накидки, остановились напротив дома алхимика. Задние ряды напирали, толпа наливалась злобой и угрюмой силой — как перетянутая тетива лука или ремень пращи.

Внизу стукнула дверь.

— Нет, — выдохнул Селим и метнулся к краю крыши.

Томас, пригнувшись, перебежал следом за ним.

Абу Тарик вышел из дома. За ним привычной тенью топтался верзила-Маас, вооружившийся дубиной. Алхимик шагнул навстречу толпе, поднял руки и заговорил.

Томас так толком и не научился понимать вульгарную латынь, на которой изъяснялись здешние христиане, поэтому не знал, что именно сказал алхимик. Впрочем, многого он сказать не успел.