Иван Наумов - Бестиарий

От принципов составления гороскопа атлантов профессор свернул на коммерческие рельсы, приступив, по сути, к пересказу каталога реализуемой продукции. В какой-то момент рядом со сценой появилась его ассистентка, ярко-накрашенная брюнетка по имени Эльза, аляповатая и потасканная как цирковое имущество. Она прикатила сервировочный столик, заполненный красивыми запечатанными коробочками с эмблемой музея волшебных фигур. Многие байкеры явно были с ней знакомы и отпускали в её адрес солёные шуточки.

— Зачем этим двухколёсным сдались игрушки-зверушки? — негромко спросил Холибэйкер. — Почему они ведутся на такое… — не нашёл эпитета и развёл руками.

— Наверное, мы чего-то не знаем, — предположил Батлер.

Лекция увяла сама собой, превратившись в распродажу. Народ начал подниматься с мест, затолпился у сцены. Охранники, до сих пор сидевшие безучастно, встрепенулись и стали формировать очередь из тех, кто жаждал обзавестись талисманом из далёкой Атлантиды. На верхней крышке столика Эльза раскрыла ноутбук и с глубокомысленным видом вводила для каждого желающего в специальную программу три даты рождения — его собственные и родительские. Компьютер мгновенно выдавал ответ в виде списка подходящих фигурок. Что характерно, самые подходящие, стоящие в первых строчках, продавались в лучшем качестве и стоили всегда дороже. Но можно было выбрать и безделушку попроще, процедура предполагала вовлечение широких слоёв общественности с разным уровнем достатка.

Батлер с блокнотиком пробился к сцене, где профессор что-то снисходительно втолковывал одной из пожилых дам, не на шутку проникшейся атлантической философией. Донован и Холибэйкер слишком близко подходить не стали, оставшись за первым рядом кресел и блистая оттуда своими нарочито разноцветными глазами. В паре это смотрелось эффектно.

— Господин Фальц, — улучил верное мгновение Батлер и, помахав блокнотом, привлёк внимание профессора на себя, — насколько я понял, нет однозначной взаимосвязи между тремя датами и выбором предметов. Вы очень мало рассказали о вот этих нитях, как их использовать, и… — зашуршал страницами, — и о матрице состояний…

— Что вы хотите? — устало спросил профессор.

По его лицу легко читалось, что всё уже, вроде, отстрелялся — а тут какой-то дотошный зануда требует продолжения лекции.

— Чётче формулируйте вопрос, молодой человек!

— Я просто хотел понять: если использовать большее количество данных о жизни человека, то и круг используемых талисманов можно существенно сузить? И приобрести более дорогой предмет, изображающий тотемного животного?.. Может быть, очень дорогой — но зато настоящий ?

Фальц шагнул к краю сцены, навис над Батлером. Огляделся — и поймал устремлённые на него взгляды всей группы Донована. Они ждали реакции, которая могла бы хоть что-то подсказать им. Но в почти непрозрачных кругляшах профессорских линз что-то рассмотреть было абсолютно нереально.

Фальц согнулся как циркуль, уставившись Батлеру в глаза своими зелёными пуговками.

— Понимаю вас, — тихо и проникновенно сказал профессор, по-клоунски выгибая брови домиком. — Вам нужен настоящий предмет из Атлантиды. А вы в курсе, что Атлантида недавно затонула? Географию проходили? Лекцию мою слушали?

И засмеялся мелко и противно, словно в говорящем плюшевом медвежонке сломался механизм извлечения звука.

Вопреки опасениям, никто их не пытался преследовать и даже не крался следом, прячась в арках и за афишными тумбами.

Дойдя пешком до вокзала, с облегчением забрали предметы.

Не столько разочарованные увиденным на лекции, сколько озадаченные, они вернулись в свою гостиницу на окраине Кёльна. Запаслись двумя упаковками баночного пива и, попросив портье заказать пиццу, заперлись в «штабном» номере.

— И что это вообще такое было?

Даже неясно, кто задал вопрос — наверное, коллективное подсознание.

Защёлкали пивные крышки.

— Закрытая партия, — сказал Батлер.

— В смысле?

— Две стороны предпринимают какие-то осторожные шаги. Смотрят на реакцию друг друга. Делают ложные выпады.

— И каковы выводы? — Доновану не сиделось на месте, он бродил по номеру от двери к окну и обратно.

— В закрытой партии напряжение копится на определённом участке поля. А когда оно становится критическим, происходит прорыв. Мясорубка, мгновенный разрушительный шквал. Когда и если это случится, не хотелось бы оказаться на пути тяжёлых фигур. Теперь я даже не уверен, стоит ли соваться в их стационарный музей в Цвайбрюккене.

— Так что же — мы, получается, пешки? — возмутился Холибэйкер.

— Ну уж нет, — рассмеялся Донован. — Я думаю, мы — как минимум, лёгкие фигуры, ориентированные на быстрое перемещение и точечные удары. Наши предметы — не самые мощные из известных, зато они используются скрытно. А пешки… Пешки — это обычные люди. За время любой партии, как правило, большая их часть гибнет. Слишком неравны силы.

— Красивое сравнение, — задумчиво произнёс Батлер. — И нерадужные перспективы для младшего сотрудника группы. Кстати, сразу приходит в голову, что король немногим отличается от пешки. Чуть больше свободы перемещения, а в остальном он слабак.

— Хочешь сказать, у короля нет предмета? — подхватил Холибэйкер. — Как же он должен держать в узде своих ладей и ферзя?

— Чем ближе к единице соотношение сил противоборствующих сторон, тем выше потери обеих, — не обратив внимания на реплики подчинённых, развил тему Донован. — Лучшая война — быстрая война. В идеале — один точный удар. Никакой грубой мощи, бряцания арсеналами, патриотической истерии — ещё ничего не началось, а уже всё кончилось. Король противника покидает доску по естественным причинам, его армия дезорганизована, зрители могут идти пить кофе. Можно даже дать оппоненту сохранить лицо, сделать вид, что ничего не произошло.

— Как-то это не вяжется с нашей военной доктриной, шеф, — ухмыльнулся Холибэйкер. — Поправки к бюджету — всегда в большую сторону.

— Не вижу противоречия, — пожал плечами Донован. — Выставлять напоказ одно, а пользоваться другим. Прекрасная тактика.

— Думаю, в следующем веке войны действительно станут такими, — сказал Батлер. — Фронты и окопы — в прошлом. Я горд тем, что мы на острие.

Последние слова были важны для Донована.

— Надеюсь, ты не забыл, — сказал он Батлеру, — что следующий предмет — твой.

Тот только кивнул, не поднимая глаз.

Юго-запад Германии, точнее узнавать не стоит

3 марта 1999 года

— Хочешь, вырву ручник?

— Ну и тупая же шутка!

Эти двое никогда особо не ладили, Фитор и Энвер. Оба бывшие кикбоксеры, оба круглоплечие, толстошеие, с поломанными ушами и не слишком удачно вправленными носами. Не близнецы, конечно, но слепленные по одному лекалу, они всегда соревновались друг с другом — в деньгах, в важности дел, в преданности пронару. Иногда в жестокости.