Анатоль Нат - Приключения Вехтора

Стража, к которой бросился князь, была пьяна. И не просто пьяна, а в лом, до потери человеческого облика. Отдельные особи, которые хотя бы выглядели как гуманоиды, не могли даже слово связно выговорить, а не то, чтобы куда-либо двигаться.

Озверевший князь, позабыв обо всём, самолично притащил несколько вёдер холодной воды из колодца, обливая пьяных гвардейцев и пытаясь привести их хоть в какой-нибудь разумный вид. Но добился совершенно обратного.

Едва на них пролилась божественная влага холодной воды, как они тут же потянулись к этому божественному нектару, как изнурённый путник в безводной пустыни.

С жадным видом припав к принесённым князем вёдрам, они, выдирая вёдра из его рук и отталкивая друг друга, бросились жадно пить, пытаясь залить бушевавший в их нутре пожар. И их развезло по новой. Сразу и опять в хлам. Кто был послабее, так и свалился прямо возле ведра, не успев даже добраться до койки.

— Это не моя гвардия, — глядя на всё это безобразие белыми от бешенства глазами, тихо проговорил князь, от злости, с трудом двигая сведёнными судорогой челюстями. — Это…

— Быдло, пся крев! — неожиданно раздался рядом с князем хриплый, скрипучий, как несмазанные дверные петли, голос. — Пить не умеют, а жрут в три горла. Но ничего, я их быстро протрезвею. Корней был прав, гонять их надо как сидоровых козлов.

Медленно, грозно повернувшемуся в ту сторону князю предстала картина абсолютно трезвого и бодрого его собственного сотника с красными как у варёного рака глазами и жутким перегаром, дошибающим даже до стоящего в четырёх шагах князя.

— А ты, почему трезвый, — в тихом, еле контролируемом бешенстве негромко поинтересовался князь, брезгливо сморщившись от густого сивушного духа, пахнувшего с той стороны.

— А я не трезвый, — бодро ответил сотник, — я похмелённый.

— Ка-а-к-кой!? — зверея на глазах, тихо переспросил князь.

— Похмелённый, я, — бодро ответил ему сотник, не замечая реакции князя. — Не то, что эти скоты, — ткнул он пальцем в мычащих что-то невнятное гвардейцев. — Сказано было, надо оставить на опохмел, так нет же, всё выжрали, сволочи.

— Кем сказано? — тихо поинтересовался князь, судорожно стиснув зубы и глядя на сотника белыми от бешенства глазами.

— Как кем? — удивлённо посмотрел на него сотник, наивно хлопая глазами. — Так вашим же алхимиком и было сказано. Он как изобрёл этот продукт, 'спиритус', то есть, так сразу же и предупредил, чтобы до конца никогда не пили, а оставляли на утро, на опохмел. — Так этим скотам, — сотник пренебрежительно ткнул носком сапога в ближайшее лежащее перед ним тело, — всё едино, что говори, что не говори. Как до винища дорвутся, так не успокоятся, пока всё не выжрут. Привыкли к местному винцу, лёгонькому, вот и понять никак не могут, что это, — начальник стражи с многозначительным видом ткнул указательным пальцем в потолок казармы, — так пить нельзя.

— Нет, — начальник покрутил головой, — не понимают, — довольно усмехнулся он, горделиво подбоченясь и, не замечая реакции князя на его слова, — что спиритус, это не вино.

— А ты значит, такой умный, — зло, прищурив глаза, тихо поинтересовался князь. — Небось, у тебя и запас этого спиритуса найдётся?

— А то! — довольно заметил сотник, дыхнув на брезгливо сморщившегося князя густым сивушным перегаром. — Бутылочек несколько будет. Как раз хватит, чтоб похмелить этих мерзавцев.

— Так что ж ты стоишь, скотина! — заорал, уже не сдерживаясь, князь. — Иди и похмели эту сволочь, и чтоб через пять минут они все были на ногах.

Шарахнувшийся от неожиданности в сторону сотник мигом подхватился и бегом бросился обратно в свою коморку, доставать припрятанную заветную бутылку 'спиритуса'.

— Господи, — шептал себе под нос очнувшийся наконец-то Начальник местной Стражи. — Ну какой же я идиот. Куда лез к князю под горячую руку. Знал же, что он за скотина, так нет же, захотелось выслужиться. Показать, что сам не такой как все, что меня ни одна зараза не берёт. Показал, — ругал он сам себя.

— Послушался, называется, профессора, — шептал он себе под нос, несясь в свою коморку. — Дурак! Нет бы как все. Напился и забылся. И никакого спроса. Нет, чтобы пропустить его слова мимо ушей, как мои оглоеды. Тогда бы и спросу сейчас не было.

Бросившись, выполнять поручение князя, он, как ни старался, но за пять минут, не уложился. Хоть и пришли гвардейцы более менее в себя после налитого каждому стограммового стакана разведённого спиритуса, но ни для погони, ни вообще для чего-либо толкового, они были совершенно не пригодны. Бледными, шатающимися буквально от ветра, тенями бродили они по казарме, с трудом держась за стены и глухо постанывая. Нет, они были совершенно непригодны ни для чего, а уж для погони, тем более.

Сотнику, попытавшемуся было усадить их в сёдла, так и не удалось ничего от них добиться толкового. Только некоторые из них, двое, или даже трое, с трудом сумевших взгромоздиться на коней, буквально через пару минут после того свалились им под ноги. А один, самый 'счастливый', умудрился даже при этом сломать себе руку.

Бледный от бешенства князь в бессильной злобе наблюдал за всем этим безобразием, понимая, что он не имеет ни малейшей возможности что-либо изменить. Вконец взбесившись, он приказал влить в горло каждому из тех, кто смог хоть подняться с кровати, ещё по стакану разведённого спиритуса, надеясь добиться, таким образом, ещё большего оживления этих ходячих полутрупов. Но достиг он этим, совершенно обратного.

Как сотник не пытался объяснить князю, что подобного делать нельзя, ибо алхимик строго предупреждал о том, чтобы не усугубляли при опохмеле, у того, как будто уши от бешенства заложило. Одно только слово 'алхимик' приводило князя в такое неистовство, что, под конец, сотник боялся даже рот раскрывать, справедливо опасаясь уже за саму свою жизнь. Глядя на неиствующего князя, бешено носящегося по казарме, и пинками пытающегося поднять вконец опьяневших гвардейцев, он уже всерьёз начал рассматривать возможность бегства, начиная понимать, что князь не простит никому из них подобного.

И неизвестно чем бы это всё кончилось, если бы не появившиеся неожиданно в замке два десятка столичных стражников, патрулировавших как раз окрестности и завернувших к князю по какой-то своей надобности. Только их появление спасло и сотника, и пьяных гвардейцев от немедленной расправы.

И никто бы так никуда этим утром и не выехал, если бы не они.

Только увидав въезжающих в широко распахнутые ворота замка недоумённо поглядывающих по сторонам городских стражников, князь пришёл немного в себя, опамятовался и тут же бросился на террасу, пытаясь уговорить княжну отправиться вместе с ним в погоню.