Анатоль Нат - Операция Бешеные лошади

Столпившиеся на одном борту лодий, обращённого к берегу, толпы амазонок, вперемешку с редкими оставшимися в живых рыцарями, молча наблюдали за тем, что там происходило.

Небольшие группы курсантов неспешно ходили по низкому, открытому берегу Лонгары и вкапывали вдоль линии берега двойной ряд заострённых кольев с насаженными на них рыцарями, старательно утрамбовывая землю у основания.

Большинство казнимых к этому времени были уже мертвы. Но те, кто всё это время молча стоял у борта и наблюдал за происходящим на берегу, этого не знали. Им казалось, что раненых рыцарей, одного за другим с помощь лошадей медленно насаживают на кол, а потом, всё так же медленно, неторопясь поднимают тела вертикально вверх, оставляя их медленно опускаться по намазанному маслом колу, подвергая мучительной казни.

— Ну что, нравится? — мрачно спросила Тара княжну, кивая на корчащихся на берегу рыцарей. — Говорили тебе, дура, чтобы не зверствовала в округе. Так ты не послушала. Теперь получай подарочек.

— Две тысячи кольев, — покачала она головой. — Заранее заготовленных и маслом намазанных. А о том, что военное счастье переменчиво, ты дура не подумала? — брезгливо посмотрела она на мрачную княжну.

— Если завтра, рядом с твоими рыцарями сядут на кол мои девочки, то я сама сдеру с тебя шкуру. Живьём! А потом то что от тебя останется своими руками на кол посажу, — медленно и внешне совершенно спокойно, даже как-то равнодушно, проговорила Тара, глядя на княжну мёртвым, немигающим взглядом. — А пока посидишь под охраной, в гнилом трюме, — кивнула она лучницам, окружившим свиту княжны с натянутыми луками. — Подождёшь.

Разоружив княжну и всю её свиту, их загнали в трюм корабля и, приставив усиленную охрану, отвели корабли подальше от берега, опасаясь какой-нибудь неожиданной выходки со стороны Ключовских курсантов.

Наученные горьким опытом, теперь они уже намного более серьёзно относились к своим левобережным соседям.

Всю неделю, пока курсанты хоронили павших, делили трофеи и отдыхали, боевые лодьи амазонок стояли неподвижно, замерев возле берега. Ждали. Тихо покачиваясь на невысокой речной волне, они каждую минуту были готовы выбросить всех, кто ещё остался у них, в отчаянную, смертельную, безнадёжную для них битву, чтобы только не допустить повторения для пленных амазонок того, что на их глазах было сделано с рыцарями.

Всю эту неделю княжна со своей свитой просидела в вонючем трюме лодьи, по колено в грязной, тухлой воде, питаясь только гнилыми сухарями, сбрасываемыми им сквозь решётку люка прямо в гнилую воду, и получая только два раза в день на всех маленькую бадейку мутной речной воды.

Ни о какой санитарии не было и речи. Всё, что они съедали и выпивали, тут же и плавало рядом с ними, источая вокруг удушающие миазмы испражнений.

Наверное, именно там, в том вонючем человеческими экскриментами трюме, окончательно и выкристаллизовался железный характер княжны. Окончательно сформировалась её ненависть к Сидору, к его друзьям и ко всему Левобережью. Личная ненависть. Искренняя, чистая и безпощадная. Именно там она окончательно поняла, что игры в догонялки и шутки кончились, и теперь осталось только одно. Или она, или они. Те самые четверо весёлых путешественников, что встретились ей как-то в том, недоброй памяти, трактире.

И где-то там, в дальнем укромном уголке своей ненависти, она выделила особое место для пленившей и державшей её в грязном трюме Тары.

А потом на берег, прямо к кромке воды вышел какой-то человек и долго махал большим белым флагом, вызывая амазонок на переговоры.

И только после этой встречи амазонкам стало окончательно ясны масштабы постигшего их разгрома.

Из четырёх с половиной тысяч амазонок, принявших участие в битве, в живых сейчас осталось чуть более двух тысяч. Остальные полегли на том поле. И среди этих не было ни одной не раненой. И сейчас ключовская рать предлагала Таре заключить перемирие, по которому они бы взялись вылечить, а по возможности и спасти всех оставшихся в живых и раненых амазонок до момента их выкупа. А в ответ на это, оставшиеся амазонки не трогали бы их табуны, пока они не доберутся до своего города. Ничего больше.

Скрепя зубами от бешенства, Тара была вынуждена согласиться. И с того дня, просто чудовищно огромный табун лошадей, словно раздувшийся после битвы на несколько тысяч трофейных коней, медленно двигался по широким заливным лугам Левобережья Лонгары, постепенно и неуклонно смещаясь в сторону далёкого Старого Ключа.

И лишь отдельные, редкие стычки со случайными, неподчиняющимися Таре отрядами амазонок, разбойничавших на этом берегу, изредка нарушали это неспешное, но уже неостановимое движение.

И их безмятежному движению ничто больше не грозило, поскольку после столь чудовищного разгрома, на этом берегу у амазонок не осталось никаких значительных сил, чтоб им противостоять. А те, что оказались случайно в пределах досягаемости конной рати Старого Ключа, поспешно уступали дорогу, чтобы даже случайно не столкнуться с курсантами где-нибудь здесь, на берегу.

Для защиты со стороны реки, параллельно основному руслу постоянно двигались несколько конных отрядов периодически сменяемых курсантов, ограждая табуны от возможного посягательства амазонок. А впереди и по бокам постоянно рыскали небольшие охранные отряды неловко сидящих на лошадях конников, на ходу осваивающих азы вольтижировки.

После мучительной казни рыцарского дворянства и пленения огромного числа раненых амазонок, последние уже вели себя на левом берегу очень аккуратно и осторожно, опасаясь хоть чем-то прогневить движущуюся по берегу армию. Опасаясь за судьбы своих товарок, попавших в плен, они уже не так вольготно хозяйничали на этом берегу и старались даже случайно никого из местных не задирать.

До всех амазонок, находившихся в рейдах, или собиравшихся на этот берег в набег, было лично Тарой доведено, что любая попытка учинить безобразия в левобережных поселениях повлечёт за собой жестокую месть со стороны Речной Стражи. Особо подчёркивалось и персональное обещание её начальника, Тары, озабоченной сохранением жизней пленённых амазонок из своего корпуса, её обещание лично снять шкуру с любой, кто только сунется туда.

— Две тысячи! — Тара, в безсильной ярости металась по тесной каюте капитанской лодьи. — Две тысячи пленных.

— Лучше бы их добили, — тяжело грохнула она кулаком по столу. — Ну погибли и погибли. Не первые и не последние. Ещё наберут. Ещё будут выпуски. Но эти то живы, — злобно ткнула она кулаком в перегородку. — Да ещё их и лечат, не жалея дорогущих лекарств.

— Да где же это видано, — снова заметалась она по каюте. — Выхаживают своих врагов, как родных детей. Чуть ли не всех вытащили с того света.