Гэв Торп - Отряд ликвидации

— Не нужно пытаться говорить, Кейдж, — по-доброму увещевает он, — ради твоей собственной безопасности тебя привязали. Ну и ради нашей. Ты на самом деле отличный боец.

Моргаю один раз. Да, я такой.

— Никто на борту полностью не понимает, что произошло с тобой. На борту корабля нет никого, кто бы обладал углубленными знаниями о безумии, — продолжает он, разворачивается и подтягивает к себе стул, прежде чем усесться. Я едва вижу его уголком глаза.

— Ты подвергся воздействию какого-то боевого газа, ведущего к саморазрушению. Ты понимаешь, о чем я говорю, Кейдж?

Не моргаю. Для меня его слова словно мерзкая речь орка. Нихрена не понимаю. Секунду он кусает губу, явно раздумывает, подбирает слова.

— Хорошо, начну с самого простого, — со вздохом говорит он, — ты безумен, Кейдж.

Я пытаюсь рассмеяться, но челюсть и горло прижаты так, что вместо этого я кашляю. Когда оправляюсь, злобно хмурюсь Стронибергу.

— Годы упорных сражений позволили опасному количеству различных нехороших испарений накопиться в определенных частях твоего мозга, затрагивающих твое ментальное состояние, — продолжает объяснять он, терпеливо и медленно, — в тренировочном ангаре что-то послужило толчком, чтобы часть этих испарений попало в организм, это и начало разрушать твою трезвость ума, сознание и самосохранение. Ты понимаешь, о чем я?

Не моргаю. Я никогда особо не разбирался в медицине, и все эти безумные разговоры о каких-то испарениях, жрущих мой мозг, для меня звучат как дерьмо грокса. Я говорю о том, что ощущал, как мои мозги плавились.

— Твои симптомы в тренировочном ангаре говорят о серьезном боевом психозе, отсюда и твоя попытка самоубийства, — говорит он мне.

Попытка самоубийства? О чем он, мать его, говорит? Да я никогда даже не думал лишать себя жизни, ни разу за все эти длинные месяцы и годы сражений и одиночества в камере. Самоубийство для слабаков, для тех, кто ничего не значит. Я никогда не убью себя! Император, да за кого солдата он меня держит?

— Ты пытался перерезать себе горло, — подтверждает он, видя неверие в моих глазах, — к счастью, сводящие с ума испарения так же затронули твою способность контролировать мышцы, именно поэтому ты всего лишь располосовал себе челюсть. Ты разрезал сухожилие, вот почему нам пришлось зажать твою челюсть, пока мышцы снова не срастутся.

Возникает вспышка воспоминания, ощущение металлического привкуса крови во рту во время приступа. Я сжимаю зубы.

— Я думаю, мы остановили процесс, пока твой мозг не был слишком сильно поврежден, и биологис Алантракс, — он показывает в сторону другого человека, который все еще бесстрастно взирает на меня, словно на какой-то интересный экземпляр, — смог провести операцию и высвободить отравляющие вещества, пока они не убили тебя.

Операция? Что во имя Императора этот демон крови сделал со мной? Я полагаю, что выражение моего лица отразило то, о чем я думал, так как Строниберг положил ладонь на мою руку, полагаю, пытаясь успокоить меня. Я раздраженно щелкаю пальцами, одной из немногих частей тела, коими я еще на самом деле мог шевелить.

— Это довольно стандартная процедура, хотя не совсем общепринятая, — он пытается уверить меня, — биологис Алантракс раньше несколько раз проделывал такое, и практически пятьдесят процентов пациентов полностью восстанавливались. Просто на некоторое время у тебя сняли часть черепа, сделали разрез в затронутых областях, чтобы убрать отравляющее вещество и затем прирастили кость обратно.

"Ты воткнул нож мне в голову!" — хотелось закричать мне. Ради Императора, ты, ублюдок, воткнул мне нож в голову! Да я скорее бы выбрал безумие, чем позволить этим пилам по кости раскромсать меня на кусочки. Я пытаюсь подняться, но путы совершенно не позволяют двигаться. Лицо резко заболело, я сжимаю зубы и рычу на Строниберга. Да прокляни их Император, я не для того спустился в ад вместе с Полковником и вернулся обратно, чтобы сдохнуть на операционном столе под скальпелем зазнавшегося техножреца, у которого намного большего общего с инструментом, чем с человеком.

Как Полковник мог позволить им сотворить такое со мной? Он ведь не мог поверить в эту путаную ерунду. О чем, черт его побери, он думал, позволяя положить меня под нож? Матерь Долана, да я видел, как гораздо больше бойцов подохло от рук этих кретинов, чем от пуль и клинков. Я видел, как мужчины умирали в агонии от гниения ран, нанесенных им этими кровавыми мясниками-садистами.

— Тебе нужно оставаться спокойным, Кейдж, — говорит мне Строниберг, вставая, и на его лице проступает обеспокоенность, — тебе нужно позволить своему телу исцелиться.

Он бросает взгляд на Алантракса, после чего тот делает шаг вперед со своей игольной пушкой. Я пытаюсь выплюнуть ругательство в сторону этой проклятой Императором парочки, когда он протыкает мне предплечье и нажимает на спусковой крючок. Как и раньше, меня мягко клонит в сон.

Я ПРОВЕЛ всю следующую неделю в лазарете, прикрученный к этому столу. Что еще хуже, мы видимо перешли в варп, потому что мои кошмары вернулись. Будучи накачанным по уши колдовским варевом Алантракса, меня снова стали изводить сны с мертвецами из прошлого, точно так же, как и в последний раз. Мужчины и женщины с оторванными конечностями, с наполовину отрезанными головами, с распоротыми животами, бесцельно бродили вокруг моей койки, обвиняюще глядя на меня. Я чувствовал, словно оказался в кошмаре наяву, крепко связанный этими существа, что все бродили и бродили вокруг меня. Все это время у изножья кровати стояли двое маленьких детей, которых я видел в Коританоруме, и просто смотрели на меня. Их взгляд говорил сам за себя. Ты убил нас, читалось в их глазах. Ты сжег нас.

Я хотел закричать на них, чтобы они оставили меня в покое, и что я просто исполнял приказ, что это они виноваты, а не я, но зажим на челюсти не давал мне этого сделать. Полковник ни разу не навестил меня. По крайней мере, пока я не спал.

Вся эта неделя пролетела так, как будто я умер и попал в ад.

КОГДА Я СНОВА возвращаюсь к ним, в глазах всей команды подозрение и страх.

Совсем скоро приглушат свет. Когда я вхожу в спальню, они валяются на своих койках и судачат. Пока я стою там, никто не произносит ни слова, я ощущаю их взгляды. Я сурово смотрю на Строниберга, в его глазах нет даже намека на вину.

Ощущаю себя пришельцем, настолько чувствуется их враждебность.

— Завтра возобновятся тренировки, — говорю я им. Никто не отвечает. В этом нет их вины, я бы тоже не знал, что сказать. Я разворачиваюсь и шагаю к двери в мою каморку.

— Простите меня, Последний Шанс, — я слышу, как выпаливает Квидлон позади меня, — Полковник Шеффер сказал, что завтра после завтрака мы должны собраться в зале для брифингов.