Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

— Времязависимый набор личных энграмм, голографически записанных в локальную пространственную стресс–матрицу? — уточнил инженер Эд. — Да пожалуйста.

Женевьева Тенебра отнесла времянамотчик и маленький пузырь, содержащий ее покойного мужа, домой, спрятала в шкаф и следующие двенадцать лет пилила призрака за неверность.

Судья Дунн вернулся в свой личный вагон и приказал прислужнице, восьмилетней ксантийской девушке со сливовыми глазами, умастить успокаивающим лосьоном его шишки.

Господин Сталин счастливо воссоединился с женой и хнычущим подростком–сыном, чей нос изливал потоки сверкающих соплей в продолжение всего суда. Жизнерадостное настроение Сталиных, вызванное праздничным ужином, состоящим из жареной индейки и стручкового горохового вина, было нарушено четырьмя вооруженными и одетыми в черно–золотое мужчинами, высадившими дверь ударами прикладов.

— Иосиф Менке Сталин? — спросил их начальник.

Жена и сын одновременно указали на мужа и отца. Начальник достал листок бумаги.

— Вам выставлен счет за услуги, оказанные Отделом Юридических Услуг Корпорации Вифлеем Арес, в том числе: найм судебного зала, судебные сборы, найм судебного персонала на два дня, оплата такового, оплата электричества и света, оплата бумаги, регистрационные сборы, оплата обвинения, оплата писца, оплата судьи, накладные расходы, включая всякую всячину, включая питание, притирание от геморроя, кларет, оплата прислужницы судьи, сборы за прибытие и отправку локомотива, страхование такового, найм такового, сборы за допросы, сборы за оправдание, налог на присяжных и стоимость одного судейского молотка, итого — три тысячи сорок восемь новых долларов двадцать восемь сентаво. — Сталины пучили на него глазки, как утки в грозу.

— Но я заплатил. Я заплатил Луи Галлацелли двадцать пять долларов, — пролепетал господин Сталин.

— Как правило, все судебные сборы оплачиваются виновной стороной, — сказал старший пристав. — Однако за отсутствием виновной стороны, в соответствии с подразделом 37 параграфа 16 Акта об Отсрочке Выплаты Юридических Пошлин (Региональные и Субподрядные Суды), ответственность переходит на обвиняемого, каковой является по закону стороной, ближайшей к виновному. В то же время Компания, великодушно снисходя к нуждам субъектов, ограниченных в средствах, принимает оплату как наличными, так и натурой, и может выдать (по требования) судебный ордер на возмещение платежа на имя господина Микала Марголиса, действительной виновной стороны.

— Но у нас нет денег, — взмолилась госпожа Сталина.

— Наличными или натурой, — повторил старший пристав, окидывая помещение своим бейлиффским глазом. Его взгляд остановился на Джонни Сталине, который сидел с вилкой, застывшей на полпути между тарелкой и ртом. — Он подойдет. — Три вооруженных секвестратора промаршировали в столовую и выхватили Джонни Сталина, который так и не выпустил вилку, из кресла. Старший пристав что‑то черкнул на своем планшете.

— Подпишите здесь и здесь, — сказал он господину Сталину.

— Все верно. Это… — продолжил он, аккуратно оторвав розовую форму с перфорацией, — ваш экземпляр сертификат изъятия вашего сына в счет уплаты судебных издержек Ярмарочного Суда на неопределенный период времени не менее двадцати, но не более шестидесяти лет. А это, — он всунул листок голубой бумаги в руку господина Сталина — ваша квитанция.

Визжащий и рыдающий, как свинья на бойне, Джонни Сталин, 8 лет, промаршировал вон из дома, вдоль по улице и прямо в поезд. С оглушительным ревом локомотив запустил двигатели и умчался из Дороги Отчаяния. Ярмарочный Суд никогда здесь больше не видели.

Мортон Квинсана вернулся в пустой кабинет. Он собрал все стоматологические инструменты, стоматологические книги, стоматологические костюмы, стоматологическое кресло, свалил все это в кучу посреди кабинета и поджег. Когда все прогорело до пепла, он достал кусок пеньковой веревки из буфета, сделал надежную петлю и повесился во имя любви на потолочной балке. Его ноги сплясали недолгий танец в груде золы и расплавленного металла, оставив на полу короткие серые следы.

Вот уже год одно и то же каждый день: как неверен он был ей, как она любила только его одного, только его, всегда только его, ни единого раза даже не подумала о другом мужчине, нет, никогда, ни разу за все эти годы, ни единого раза, а пока она сидела дома и поклонялась ему в храме своего сердца, что он творил, о, да, ты знаешь слишком хорошо, что; да, это, с этой шлюхой, этой распутной подзаборной шмарой (пусть ее матка сгниет и груди повиснут, как сущеные баклажаны), и он получил по заслугам, да, справедливость восторжествовала, за предательство жены, так обожающей его, как обожала она, что он наделал, что он наделал; опозорил ее перед всем городом, да, перед всем городом, в котором она не может больше высоко, с достоинством держать голову, в котором она должна теперь прятаться от людей, которые говорят, когда она проходит мимо «вон она идет, смотрите, женщина, ее обманывал муж, а она ничего и знать не знала»; ну что ж, теперь каждый знает, спасибо ему, спасибо его доброте, его благородному намерению снять этого чертова Сталина с крюка, его собственного соперника и недруга, не меньше, подумать о соперниках и врагах он всегда успевал, да, но возникала ли у него хоть раз мысль о бедных брошенных женах, любящих любовью невыразимой словами, и как же он ответил на эта любовь, а? что он сделал? растратил ее всю на какую‑то дешевую проститутку, которая даже гнагнагнагнагнагнагнагнагнаг едва поднявишись и разведя огонь на рассвете и до укладывания в постель на закате, и он наблюдал, как беспрерывные упреки уродуют ее тело и душу, и ненавидел ее за это, ненавидел злобу, с которой она пилила пилила пилила его, за вечность у груди Панарха он ненавидел ее, и потому решил ее уничтожить, так что в один прекрасный день он свистом привлек внимание дочери, а когда она подошла и прижалась лицом к голубому пузырю, он сказал ей: Арни, доченька, ты никогда не задавалась вопросом, откуда ты взялась, а она ответила, касаясь губами силового поля: ты имеешь в виду секс и все такое? на что он сказал: о, нет, я имею в виду лично тебя, потому что, Арни, я не твой папочка, а затем рассказал ей, что узнал, прикоснувшись к Панархическому Всеведению — о том, как женщина украла ребенка у бездетной старушки, и как она хотела этого ребенка больше всего в видимом и невидимом мире, и как она окутала его собой и взлелеяла и родила его, как будто собственного — и сказав все это, он добавил: посмотри в зеркало, Арни, и спроси себя, как ты выглядишь — как Тенебра или как Манделла, ибо ты из них; сестра Раэла, тетка Лимаала и Таасмин, а когда она ушла к зеркалу в свою комнату и он услышал ее рыдания, то весьма возрадовался, ибо ему удалось посеять зерно уничтожения жены в девочку, которая не была и не могла быть его дочерью, и таково было его злобное ликование, что он описал несколько радостных сальто в своем мерцающем голубом пузыре.