Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

А чума землемеров породила чуму сетчатых пластиковых квадратов, чума сетчатых пластиковых квадратов породила чуму планировщиков, чума планировщиков породила чуму строительных рабочих, чума строительных рабочих загнала Лимаала Манделлу обратно в келью. Только–только он привык к паломникам и предпринимателям — а они к нему — на город неожиданно накатили следующие друг за другом волны землемеров, планировщиков и строительных рабочих, которые заполнили все отели, гостиницы, таверны, кабаки и ночлежные дома. Он не мог больше прогуляться до магазина всякой всячины сестер Пентекост, чтобы купить «Меридиан Геральд», без того, чтобы раз десять не услышать: «Смотри, Санчи, это же Лимаал Манделла», «Это он, говорю тебе — Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной!», «Это не сам ли… да, да это он, Лимаал Манделла», а тем временем десятки рук протягивали ему обрывки бумаги, чеки, платежные ведомости, закладные, чтобы он на них расписался, а кто‑то уже приглашал сыграть показательный матч в каком‑то отеле, баре, рабочем клубе.

— Что за чертовщина творится? — изливал он свое раздражение Санта Екатрине. — Сначала они нарезали всю треклятую пустыню пластиковой лентой на квадратики, будто доску для шашек, а теперь натащили тяжелой строительной техники, которой хватит, чтобы построить новый континент! Только люди поняли, что я отошел от дел и слышать не желаю о снукере, о матче с Дьяволом, о соревновании за звание Величайшего Игрока в Снукер в Известной Части Вселенной, только я получил возможность спокойно сходить в бар или в лавку, как мне опять надо прятаться. Какого рожна им тут надо, что они строят — еще один орбитальный лифт или что?

Каан Манделла, четырех лет от роду — приветливый, щекастый и набитый до отказа пловом из баранины — пискнул:

— Железо, па. В пустыне полно железа. Она практически целиком состоит из чистой ржавчины — учительница сказал, а она все знает, потому что раньше работала голло… геогги…

— Геологом. Железо! Милостивая Госпожа, что дальше? Так это к нам заявилась Корпорация Вифлеем Арес. Провалиться мне на этом месте, во что превратилась Дорога Отчаяния?

За годы, проведенные им в Белладонне, Дорога Отчаяния успела превратиться в совершенно незнакомое Лимаалу Манделле место. Святые, пророки, базилики, люди с металлическими руками, отели, кабаки, ночлежки — все сверкают праздничным неоном — молельные воздушные змеи, гонги и арфы Эола, постоянно звонящие колокольни, пропавшие дедушка и бабушка, огороженные сады, таинственные родственники, которые исчезают так же быстро, как появляются, чужаки, торчащие на перекрестках, по пять поездов в день, а еще аэропорт, магазины, бары, хибары и развалюхи, люди, спящие на улицах, очереди к дверям с табличкой «Для просителей»; кражи, изнасилования, ограбления: полиция! Констебли с шоковыми дубинками, Луи Галлацелли в рясе законника, торговля недвижимостью, аренда и продажа. Лоточники на каждом углу, мальчишки–носильщики, торговцы рыбой и фруктами, продавцы религиозных сувениров: улицы! Льющийся бетон и гофрированная жесть, стекло, сталь и пластик; пиво со вкусом мочи: импорт продуктов! Очереди к водяным колонкам, акры солнечных генераторов, всепроникающий запах экскрементов из перегруженных метановых дигестеров. Велосипеды, рикшы, трициклы: грузовики! Люди орут во время сиесты, люди входят без стука, люди, чужаки, пялятся пялятся пялятся, треплются, разевают рты, шумят. Даже его сестра, запертая в уродливом бетонном карбункуле под названием Базилика Серой Госпожи, превратилась в незнакомку; к ней допускаются только благочестивые просители, кающиеся грешники и истово верующие паломники. Лимаал Манделла еще не настолько утратил гордость, чтобы ради свидания с родной сестрой отстоять очередь к двери с табличкой «Для просителей».

— Этот дом, этот город, этот мир — куда все катится? — орал он и с грохотам бежал через двор в дом родителей. За те двенадцать секунд, за которые он пересек заваленный ламьим навозом двор, его успели сфотографировали с женщиной, выскочившей из‑за поилки и умолявшей ее изнасиловать.

— Мама, этот город вгонит меня в гроб.

Ева Манделла, занятая работой над гобеленом, улыбнулась ему и сказала:

— Лимаал! Как приятно видеть тебя!

— Мама, у меня нет никакой личной жизни. Полминуты назад какая‑то женщина попросила связать ее, заткнуть ей рот, обмотать пластиковой пленкой и помочиться на нее. Так продолжаться не может! Мне нужна хоть какая‑то приватность!

— Ты знаменит, Лимаал.

— Эта часть моей жизни закончена, мама.

— Пока ты жив, ни одна часть твоей жизни не закончена. Такова суть жизни. Что ты скажешь об этом, Лимаал? — Она указала на гобелен, над которым трудилась.

— Очень красиво, — сказал Лимаал Манделла, все еще трясясь от ярости.

— Правда ведь? Это история нашего города. Все, что когда‑либо случалось, я вплетаю в этот гобелен, так что когда я умру, твои дети и их дети смогут посмотреть на него и узнать, что у них была гордая история. Очень важно знать, откуда ты пришел и куда идешь. Вот в чем твоя проблема, Лимаал — ты пришел откуда‑то, но тебе до сих пор некуда идти. У тебя должна быть цель.

Лимаал Манделла ничего не ответил. Он постоял немного, ковыряя ногой пыльную плитку пола. Потом он быстро поцеловал мать в щеку, повернулся на пятках и выскочил из дома, пробежал мимо отчаявшейся женщины и прячущихся в ветвях шелковичных деревьев папарацци, через кухню мимо удивленных жены и сына и прямо в ночь, заполненную ревом тяжелой строительной техники. Подгоняемый мрачной решимостью, игнорируя приветственные узнававших его рабочих, он ворвался в заросший сад вокруг пещерного дома доктора Алимантандо. Дверь была выбита, прихожая покрыта слоем пыли и мусора. Когда ожили световые панели, летучие мыши порскнули со своих насестов под потолком.

Где‑то в этом доме должен быть спрятан ключ к неудовлетворенности, раздражительности, плохому настроению и беспокойству. Ребенком он верил, что доктор Алимантандо владеет всей человеческой мудростью, записанной на этих стенах, а теперь все, в чем он нуждался — это цель, на которую он мог бы направить свой рационализм. Лимаал Манделла стоял перед стеной, заполненной иероглифами хронодинамики и все шире улыбался. На него пролился свет. Может быть, он больше и не Величайший Игрок в Снукер в Известной Части Вселенной, но перед ним — возможность стать Повелителем Пространства и Времени. Это была жизнь, полная тайн, побед, поражений и триумфа.

— Па? — голос его напугал. — Па, ты в порядке? — Это был Раэл–младший, пяти лет, уже проклятый семейным проклятием. Лимаал Манделла положил руку на голову сына.