Алан Фостер - Утрата и обретение

— Может быть, им пока не удалось поймать никого умнее, — предположил Джордж, когда Уокер поделился с ним своим открытием. — А возможно, они побаиваются. Или у них какие-то другие соображения на этот счет. Мы этого не знаем. Мы на самом деле вообще ничего не знаем, Марк.

— Я знаю одно: отсюда надо вырваться, — заключил он, понимая в душе, что это практически невозможно.

В один прекрасный день чувство изоляции, предчувствие злого рока поразили его с невероятной силой, как и каждую особь из тех, что в тот момент прогуливались по большому загону. Все было нормально: существа бродили, разговаривали, уединялись, некоторые играли в изобретенные ими межвидовые игры. Но в следующий момент искусственное небо исчезло, уступив место низкому прозрачному куполу. Вместе с небом исчез и свет. Все обитатели загона вдруг оказались сидящими, ходящими, лежащими и стоящими в темноте. Но темнота эта не была полной. Какой-то свет остался. Когда глаза удивленного до глубины души Уокера привыкли к темноте, он понял источник этого света.

Звезды.

Тысячи звезд. Вероятно, их были миллионы, но он видел всего несколько тысяч. Этого было вполне достаточно. Звезды, сплошным ковром усеявшие небо над прозрачным куполом, изливали на пленников свой свет. Звезды переливались всеми цветами радуги, рассеянные по небу, как драгоценные камни по черному бархату, они светили — во всем своем галактическом величии — сквозь хрустальный потолок большого загона. Было ли это сделано намеренно, или у виленджи произошел сбой в компьютерных программах, Уокер не знал и понимал, что никогда не узнает. Темнота продолжалась всего пару минут. Потом она исчезла. Вернулось искусственное небо с его ровным, нейтральным голубым цветом. По небу плыли никогда не проливавшиеся дождями искусственные облака. Приближался неотвратимый искусственный закат.

Глаза Уокера почему-то наполнились слезами. Глядя на чужие звезды, он стоял и, не произнося ни звука, тихо плакал. Джордж неподвижно сидел рядом и смотрел на друга, на этот раз не виляя хвостом.

Помолчав, он сказал:

— Я бы тоже заплакал, если бы мог, но собаки не плачут. Они способны только немо переживать.

Опустившись на корточки и не отрывая взгляда от неба, на котором только что были видны звезды, Уокер запустил руку в лохматую шерсть. Он принялся гладить пса, закрывшего глаза от этого мимолетного удовольствия.

— Все правильно, Джордж, я уверен, что ты чувствуешь сейчас то же, что и я.

— Что еще я могу чувствовать? — Вывернувшись из-под ласкающей руки друга, пес встал и направился к палатке. — Пошли поедим. У тебя, кажется, оставались те энергетические плитки? Не те, которые с гранулами, — они отдают пластиком, а другие — с сушеными фруктами.

Выпрямившись, Уокер вытер слезы и кивнул:

— Думаю, что да. А в чем дело? Ты голоден?

Джордж обернулся через плечо:

— Нет, не особенно, но от еды чувствую себя лучше. Любой вкус Земли лучше чем ничего.

Еще раз кивнув, Уокер пошел за собакой.

— Думаю, там еще осталась пара плиток, одну из них мы с тобой и съедим.

Направляясь к палатке, он все больше и больше сомневался в том, что они все еще находятся где-то поблизости от теплого, дружелюбного, омытого океанами комка грязи, который они с Джорджем считали своим домом.

Дни текли бесконечной чередой, словно песок сквозь пальцы. Уокер мог считать эти дни, так как, к счастью, его часы продолжали работать. Помимо того что они указывали время и даты в трех часовых поясах (теперь абсолютно для него не важных), в них была адресная книга, с них можно было выйти в Интернет (теперь абсолютно недоступный), в часы был встроен спортивный секундомер и еще с десяток других функций. В чипе часов были две видеоигры. Несмотря на одолевавшую его скуку, Уокер не играл в них, так как берег батарейки. Знание времени (тихоокеанского, центрального и восточного) поддерживало в нем слабую иллюзию неразрывной связи с домом. Маркус страшно боялся утратить эту последнюю связь.

Делать здесь было решительно нечего, и Уокер на пару с Джорджем убивал время тем, что старался познакомиться с как можно большим числом томившихся в загонах пленников. Здесь были сетчатые ирелиты с А'ба'прин III, сдержанные мирриндриноны из планетной системы того же названия, долговязые, покрытые ресничками такуты с планет Домисс V и VI и многие, многие другие. Некоторые были дружелюбны, другие разговорчивы, третьи отчужденны, четвертые едва могли говорить, несмотря на стимулирующее лекарство и вживленные датчики. Неволя объединяла всех.

Выдал его одинокий гуаба.

На острый клинок Уокер наткнулся совершенно случайно. Собственно, это был не клинок, а просто продолговатый керамический осколок. Осколок был длиной около фута и наполовину торчал из песка на берегу самого большого ручья загона. Опустившись на колени, Уокер долго смотрел на блестящую полоску, торчавшую из песка. Он сразу отметил, что у осколка был острый как бритва край. Быстро огляделся по сторонам. Рядом и поблизости никого не было. Джордж болтал где-то с друзьями. Мимо на отполированных подошвах прокатилась парочка поглощенных друг другом мурулу.

Загадкой было, откуда здесь взялся этот предмет. Может быть, это был остаток строительного материала, из которого соорудили главный загон. Или забытый на месте строительства инструмент. Как бы то ни было, эта штука может оказаться полезной. Уокер подвинулся вперед, чтобы, по возможности, прикрыть осколок от невидимых мониторов, и извлек его из песка. У осколка действительно был очень острый край. Неплохо иметь оружие, пусть даже такое примитивное. Если же керамическая полоска окажется мирным инструментом, то интересно будет с ним поэкспериментировать. Кто знает, может быть, с его помощью удастся пробить или отключить заградительное электрическое поле.

Поднявшись, Уокер вдруг увидел, что на него внимательно смотрит маленький инопланетянин. В нем Уокер узнал гуабу, выходца с планеты, известной как Аилл VI. Самец гуаба был маленьким худым двуногим с такими длинными четырехпалыми руками, что они волочились по земле, когда существо шло. У гуабы были большие совиные глаза, уши могли поворачиваться вперед и назад. Широкий беззубый рот рассекал надвое уплощенный овальный череп. Лицо венчал маленький, постоянно качавшийся хоботок. Посмотрев на Уокера еще мгновение, гуаба повернулся и зашагал прочь на своих извивающихся, словно лишенных костей, конечностях.

Сделав глубокий вдох, Уокер, стараясь сократить путь, зашагал через большой загон к своей палатке. Зайдя в палатку, он вытащил из-под рубашки свой трофей. Никто пока не возражал против этой добычи.

При ближайшем рассмотрении Уокер, сильно волнуясь, обнаружил, что добытый им предмет является не просто продолговатым керамическим осколком. На одной стороне были видны надписи на незнакомом языке, а на другой несколько темноватых углублений. Когда Уокер осторожно приложил палец к одному из этих углублений, оно засветилось и ожило. То же самое произошло и с острым режущим краем. Проведя рукой вдоль лезвия, Уокер обнаружил, что оно нагревается, становясь все горячее. Может быть, это какой-то режущий инструмент? Тогда его можно использовать в качестве оружия и с его помощью даже выбраться из загона. Конечно, бежать ему все равно некуда, но хорошо все-таки иметь выбор, на случай, если виленджи, скажем, задумают проводить на пленниках какие-нибудь опыты или подвергнуть их еще какой-то неприятности. Лучше отсрочить неизбежное, чем покорно, как баран, отправиться на бойню.