Стивен Эриксон - Дань псам

Большинство людей считало белую гриву свежим добавлением, каким-то насмешливым приветом отстраненному правителю Коралла. Сами поля на доске были раскрашены в оттенки Тьмы, Света и Тени. Великий Город и Крепость соответствовали Черному Кораллу, хотя Спиннок Дюрав знал, что поле постоянно разраставшегося Великого Города (для него есть более пятидесяти плиток, игрок может по желанию добавлять новые) на самом деле означает Харкенас, Первогород Тьмы.

Все равно. Важна сама игра.

Спиннок Дюрав, единственный Тисте Анди во всем «Надрае», уже пятый звон сидел с четырьмя другими игроками над одной партией, и массы зрителей собрались поглядеть на это титаническое состязание. Дым висел прямо над головами, заслоняя низкие столики главного зала таверны, затемняя свет факелов и ламп. Потолок поддерживали грубые балки, взятые из обломков цитадели и Отродья Луны и кое-как прилаженные на место (некоторые уже опасно провисают, вокруг них появилась сеть трещин). Лужи эля затопили неровные плиты пола, и в жидкости плавали гребнистые саламандры, спьяну пытавшиеся совокупляться с ногами людей. Их приходилось то и дело стряхивать.

Напротив него сидел Сирдомин. Двое других скатились на роли вассалов, подданных принадлежавшей Сирдомину опаловой королевы. Силы третьего игрока были загнаны в угол, и он явно раздумывал: повести роковое наступление на Сирдомина — или на Дюрава?

Если на Дюрава, то ему будет нелегко. Но положение не безнадежное. Он же игрок — ветеран, его опыт простирается на двадцать тысяч лет!

Спиннок необычно грузен и широкоплеч для Анди, до странности похож на медведя. В длинных нечесаных волосах имеется проблеск рыжины. Глаза широко расставлены на плоском лице, однако скулы торчат высоко. Поперечный разрез рта кривится в усмешке — это его привычное выражение.

— Сирдомин, — сказал он, пока прочие игроки колебались, осаждаемые сзади тучей дружеских советов, — у тебя редкостный талант к Кеф Танар.

Тот просто улыбнулся.

В прошлом раунде бросок Монетки Наемника заполнил королевские подвалы Сирдомина золотом. Спиннок ожидал набега на оставшиеся четыре фигурки наемников — чтобы усилить давление на третьего короля, если тот решит сохранить независимость или соединится с королем Спиннока — либо удара вглубь территории самого Спиннока. Но Сирдомину было бы мудрее сдерживаться: у него осталось мало фигур, да и Врата еще не выбраны.

Все затаили дыхание, когда третий король полез в карман и достал фишку-плитку. Он вытянул сжатую в кулак ладонь и встретил взгляд Спиннока.

Нервозная алчность. — Три монеты, Тисте, и я твой вассал.

Улыбка Спиннока стала напряженной. Он покачал головой: — Я вассалов не покупаю, Гарстен.

— Тогда ты продуешь.

— Сомневаюсь, что и Сирдомин будет покупать преданность.

— Иди ко мне, — приказал Сирдомин, — причем на карачках.

Глаза Гарстена забегали — он оценивал, какое унижение ужалит болезненнее. Через миг он глухо прорычал и показал плитку.

— Врата!

— Рад видеть тебя сидящим одесную, — сказал Спиннок.

— Я скроюсь в них!

Трусливо, но предсказуемо. Единственный способ, которым Гарстен сможет сохранить монеты в своем подвале.

Спиннок и Сирдомин выжидали, пока Гарстен не уберет с поля свои плитки. Затем наступила очередь Спиннока. Врата введены в игру. И он может призвать собранных им пятерых Драконов. Они пролетели над тщательно выстроенными Сирдомином укреплениями, испепелив их, но потеряв одного от яростного удара двух Верховных Магов, сидящих на верхушке Высокой Крепости Сирдомина.

Атака снесла треть Внутреннего Двора Сирдомина, практически изолировав его королеву. Пользуясь разрушением полевых укреплений и потерей командования войск, Спиннок выдвинул ударный клин Наемников и отряд Отборной Кавалерии, ловко рассекая вражеские силы надвое. Вассалы подняли мятеж и долго оставались на своих полях, порядком потрепав разрозненные войска Сирдомина, а потом отступили через Врата. Когда выпал черед Сирдомина, ему оставалось лишь опрокинуть королеву и поднять руку.

Со всех сторон раздались крики, деньги начали переходить из рук в руки.

Спиннок Дюрав потянулся за выигрышем. — Ресто! Кувшин эля для нашего столика!

— Ты так щедр на мои деньги, — кисло усмехнулся Сирдомин.

— В этом суть щедрости, друг.

— И умеешь утешить.

— Знаю.

Как повелось, поскольку трое остальных игроков сдались, они не могли принимать участия в пирушке победителя. Поэтому Спиннок и Сирдомин смогли разделить кувшин между собой, что оказалось самым достойным завершением столь умело проведенной войны. Толпа постепенно рассосалась, слуги снова нашли себе работу.

— Беда с нами, ночными совами, — сказал Сирдомин, нагнувшись над кружкой. И после долгого молчании продолжил: — Никто и не подумал поглядеть в мутное окошко, чтобы встретить маковый поцелуй зари.

— Зари? А, окончания ночи. — Спиннок кивнул. — Для нас, Тисте Анди, стало постоянным источником удивления, что так много людей осталось жить в городе. Неизбывная тьма висит на ваших душах тяжким бременем. Так я слышал.

— Если нет спасения, да. Разум может помутиться. Но пройди немного за северные ворота, и над Курганом воссияет солнце. Так же и с рыбаками, что рыбачат за Ночными Водами. Без этого, Спиннок, в Коралле действительно остались бы одни Тисте Анди. Отродье Луны отбросило тень даже из смерти, так поют барды. Но скажу тебе, — тут Сирдомин потянулся, чтобы наполнить кружку, — я вечный мрак только приветствую.

Спиннок сам знал это, ибо сидевший напротив человек нес на себе горе, что тяжелее и неизмеримо глубже всякой тени; в этом он, возможно, более близок к Анди, нежели к людям, и это позволяло Дюраву с легкостью звать его другом. Сирдомин, несмотря на тяжесть горя, умел сдерживать его, отражать осаду. А вот Тисте Анди давно сдались. Наверное, это черта людей. Не просто черта, а качество глубинного упорства, добродетель, которую Спиннок Дюрав не обнаруживает в себе и сородичах но, тем не менее может позаимствовать. Иногда он чувствовал себя паразитом — столь насущной стала привычка подкармливаться у друга — и он временами страшился, что лишь это позволяет ему не умирать.

У Сирдомина и так достаточно бремен. Спиннок был полон решимости не дать другу осознать, как нужны ему эти игры, эти ночи посреди вечной Ночи, эта хлипкая таверна с кувшинами дешевого разведенного эля.

— Игра меня вымотала, — сказал человек, опуская пустую кружку. — Думал, ты у меня в кармане — я знал, что Врата еще не в игре. Две фишки, чтобы обогнать тебя, и они должны были достаться мне.

Это было всего лишь хвастовство. Оба знали, что результат игры зависит от одного броска. Необычная для Сирдомина потребность — объясняться. — Иди спать, — предложил Спиннок.