Роберт Джордан - Память огня

— Мы не можем игнорировать то, что произойдет.

— Мы также не должны остановиться на этом, — сказала она. — Я учила тебя тому, чтобы быть монархом, Ранд. И, кажется, забыла один урок. Это правильно предусматривать худшие возможности, но ты не должен греть себя этим. Ты не должен зацикливаться на них. Королева должна надеяться прежде всего.

— Я действительно надеюсь, — сказал Рэнд. — Я надеюсь на мир, на тебя, на всех, кто должен бороться. Это не изменяет факта, что я принял свою собственную смерть.

— Достаточно, — сказала она. — Не будем больше об этом. Сегодня вечером, у меня будет спокойный ужин с человеком, которого я люблю.

Ранд вздохнул, но поднялся, усаживаясь в кресло рядом с ней, поскольку она позвала охранников откинув створки палатки для их еды.

— Можем ли мы хотя бы обсудить тактику? — спросил Ранд. — Я действительно впечатлен тем, что ты сделала здесь. Я не думаю, что мог бы сделать лучше.

— Великие полководцы сделали большую его часть.

— Я видел твои аннотации, — сказал Ранд. — Башир и другие — замечательные генералы, даже гении, но они думают только о своих конкретных сражениях. Кто-то должен координировать их, и ты делаешь это удивительно. У тебя есть голова для этого.

— Нет, — ответила Илэйн. — Что у меня действительно есть, так это жизнь в качестве Дочери-Наследницы Андора, жизнь, проведенная в постоянных подготовках к возможным война. Благодари генерала Брина и мою мать за то, что ты видишь. Ты нашел что-либо в моих пометках, что желал бы изменить?

— Между Кеймлином и Браймским Лесом, где ты планируешь заманить силы Тени в засаду, больше чем сто пятьдесят миль, — отметил Ранд. — Это опасно. Что, если твои силы иссякнут прежде, чем они достигнут Леса?

— Все зависит от выматывания Троллоков на пути к Лесу. Наши изматывающие силы будут использовать самых сильных, самых быстрых доступных скакунов. Это будет изнурительная гонка, нет никаких сомнений, и лошади будут близки к смерти к тому времени, как они достигнут Леса. Но мы надеемся, что Троллоки будут также потрепанными, что должно сделать нашу работу легче.

Они обсудили тактику, и вечер перешел в ночь. Прибыли слуги с ужином, бульоном и кабаном. Ранд хотел сохранить свое присутствие в лагере незамеченным, но теперь, когда слуги знали, ничего не мог с этим сделать.

Он устроился, чтобы поужинать, и позволил себе продолжить беседу с Илэйн. Какое поле битвы было в наибольшей опасности? Кого из великих полководцев она должна поддержать, когда они не находят согласия, как это часто бывало? Как это все работало бы с армией Ранда, которая все еще ждала своего часа, чтобы атаковать Шайол Гул?

Разговор напомнил ему о времени проведенным в Тире, об украдкой скрытых поцелуях в Твердыне в промежутках между сессиями политической подготовки. Ранд влюбился в нее в те дни. Настоящая любовь. Не восхищение мальчика, сверзившегося со стены, глядя на принцессу, — тогда он понимал в любви не больше, чем крестьянин размахивая мечом, понимал войну.

Их любовь родилась из тех вещей которые они разделяли. С Илэйн он мог говорить о политике и бремени власти. Она поняла. Она действительно была лучше чем все, кого он знал. Она знала, как это принимать решения, которые изменяют жизни тысяч людей. Она поняла, что значит принадлежать народу страны. Ранд счел замечательным это, и хотя зачастую их мнения расходились, их соединение состоялось. В самом деле, он почувствовал себя еще сильнее. Теперь, когда Илейн была королевой, теперь, когда они делили детей растущих в ней.

— Ты вздрогнул, — сказала Илейн.

Ранд поднял глаза от бульона. Ужин Илейн был наполовину закончен — он много времени отнял разговором. Казалось ей это вовсе не мешало, так или иначе, она держала теплую чашку чая.

— Я, что? — спросил Ранд.

— Ты вздрагиваешь. Когда я упомянула контингенты, борющиеся за Андор, ты вздрогнул, чуть-чуть.

Было не удивительно, что она заметила — Илейн была одним из тех, кто научил его наблюдать за незначительными реакциями в выражениях тех, с кем он говорил.

— Все эти люди борются под моим именем, — сказал Ранд. — Так много людей, которых я даже не знаю, будут умирать за меня.

— Это всегда было бременем правителя во время войны.

— Я должен быть в состоянии защитить их, — сказал Ранд.

— Если ты думаешь, что можешь защитить всех, Ранд ал'Тор, то ты намного глупее, чем притворяешься.

Он поднял на нее взгляд, встречаясь с ее глазами.

— Я не верю, что могу защитить всех, но их смерти тяготят меня. Я чувствую, как будто должен сделать больше, теперь, когда я помню. Он попытался сломать меня и потерпел поражение.

— Это то, что произошло в тот день на горе Дракона?

Он не говорил об этом никому. Он подтащил свое кресло ближе к ней. — Там, наверху, я понял, что слишком много думал о прочности. Я хотел быть твердым, очень твердым. Ведя себя так, я рисковал потерять способность заботиться. Это было неправильно. Для меня, чтобы выиграть, я должен заботиться. Это к сожалению означает, что я должен позволить себе боль в их смерти.

— А ты помнишь Льюса Тэрина сейчас? — прошептала она. — Все, что он знал? Это не просто слова, которые ты говоришь?

— Я и есть он. Всегда был. Теперь я это помню.

Илейн выдохнула, глаза расширились. — Какое преимущество! — Из всех людей, которым он говорил так, только она ответила подобным образом. Какая замечательная женщина.

— У меня есть все эти знания, но они не говорят мне, что делать. — Он встал, начав ходить. — Я должен быть в состоянии исправить это, Илэйн. Нет больше необходимости умирать за меня. Это мой бой. Почему все остальные должны пройти через такие страдания?

— Ты отказываешь нам в праве бороться? — сказала она, сев прямо.

— Нет, конечно, нет, — сказал Ранд, — Я ни в чем не могу отказать вам. Я всего лишь хочу, чтобы каким-то образом… как-то я мог все это остановить. Разве моей жертвы не должно быть достаточно?

Она встала, взяв его за руку. Он повернулся к ней.

Тогда она поцеловала его.

— Я люблю тебя — сказала она. — Ты — король. Но если ты попытаешься отрицать, что хорошие люди Андора имеют право защищать себя, право стоять в Последней Битве… Ее глаза сверкали, щеки горели румянцем. Свет! Его комментарии действительно привели ее в ярость.

Он никогда не знал, что она собирается сказать или сделать, и это возбудило его. Как волнение наблюдения ночных цветков, зная что то, что должно появиться будет красиво, но никогда не зная точной формы, которую примет их красота.

— Я говорил, что не откажу тебе в праве сражаться, — сказал Ранд.

— Это касается не только меня, Ранд. Это касается всех. Можешь ли ты это понять?

— Думаю, да.

— Хорошо. — Илейн уселась и поморщилась, отхлебнув свой чай.