Ник Перумов - Рождение мага

Чудовищное лицо в жемчужной туче исказилось, как показалось Фессу – от гнева.

На зелено-алых кораблях нашлись и свои собственные маги. В отличие от Белых волшебников, прошедших обучение в ордосской Академии, они не использовали привычное стихийное волшебство, подчиняя своей воле и перестраивая элементали. Неясыть с внезапной дрожью ощутил поток Силы, устремившийся к тому месту, откуда вылетел удачно поразивший галеру файербол. И с ещё большим изумлением Фесс вдруг понял, что эта Сила невероятно, до невозможности схожа с его собственной, только доведена до почти что полного совершенства. Это была некромантия высшей пробы. Удар незримой плети напрочь вышибал жизнь из жертвы, не оставляя даже изорванной в клочья души: это была вторая смерть, истинная, неподдельная, когда чародея не вернёт даже весь Белый Совет.

Неслышимый для прочих крик, достигший слуха Фесса, заставил молодого волшебника содрогнуться от поистине леденящего ужаса.

Оружие нападавших нашло свою цель.

…Холодная сталь пронеслась совсем рядом с ним, вырвав из магического созерцания. Битва вокруг него продолжалась, и в спины алебардистам нацеливалось никак не менее двух десятков воинов с длинными косами.

– Да не мешкайте же, мэтр! – отчаянно выкрикнул Сугутор, тряся Неясыть за рукав. Только теперь Фесс увидел, что у него под ногами лежит зарубленный гномом воин в зелёном и алом, шипы на доспехах изломаны, кровь залила кирасу; а на улице Справедливых Судей «работает» мясорубка, длинные косы секут и секут бегущих, за спинами воинов идут факельщики, горят дома, горят не успевшие выскочить люди…

Словно Смерть уже овладела всем миром и настали его последние часы.

Фесс оттолкнулся от стены. Да, он – некромант, и Смерть – его чуть ли не ближайшая помощница. Но то, что пришло сегодня в Арвест, стократ хуже любого, самого чёрного его волшебства. Принцип наименьшего зла в чистом, самом что ни на есть неприглядном виде…

Неясыть быстро огляделся, шагнул к распростёртому на камнях умирающему солдату Лесных Кантонов. Ранен тот был тяжело, но, быть может, его ещё можно было б вытащить… в другое время и в другом месте. Фесс осторожно коснулся пальцами судорожно содрогающейся жилки на шее, почувствовал горячее истечение жизни… и, привычно бросив заклятие, вобрал в себя этот горячечный поток.

Глаза раненого закрылись, на губах задрожала слабая улыбка – жизнь ещё оставалась в нём, а боль Фесс уже забрал.

Некромантия, да поразят её адептов, разом все Тёмные и Светлые Силы.

Неясыть скривился, как от удара. Это сейчас его разорванная плоть корчилась в предсмертной муке, это он сейчас шёл через серый предел в ту страну, откуда нет возврата; однако и боль, и страдания волшебным образом оборачивались Силой, той самой, что могла возвращать мёртвых в их унылые обиталища.

Или отправлять туда же живых.

Меньше мгновения потребовалось Фессу, чтобы сплести заклятие, на которое раньше он потратил бы несколько часов. И гораздо меньше времени прошло, прежде чем заклинание начало действовать.

Можно сказать, это был высший класс для некроманта – совершить такое, не прибегая ни к обрядовой, ни к ритуальной магии. И даже сами враги не сразу поняли, что происходит, – их души ещё жили, в то время как плоть начала стремительно умирать. Кожа ссыхалась и отваливалась целыми пластами, глаза выпадали из орбит, болтаясь на стремительно истончающихся ниточках жил, отваливались ногти, оружие падало, оголившиеся фаланги пальцев не в силах были его удержать; Неясыть ещё успел почувствовать дикий ужас умерщвляемых заживо воинов, прежде чем ею настиг откат, отдача от не прикрытого амулетами и оберегами заклинания. В глазах помутилось, он тяжело осел на окровавленные камни; но своё дело Неясыть сделал. Почти девять десятков врагов, включая и идущих следом за солдатами поджигателей, превратились во прах, от них не осталось даже костей, и приведшая их сюда Сила не успела защитить своих марионеток.

Уцелевшие алебардисты, оцепенев, уставились на враз опустевшие доспехи своих врагов. Прадд и Сугутор уже суетились, поднимая полубесчувственного Фесса на ноги.

– Эй, ребята, это никак он сделал, что ли? – воскликнул один из солдат.

– Не твоё дело, приятель, благодари лучше мэтра, что сам жив пока остался, да помоги нам его отсюда вынести! – не поворачивая головы, бросил гном.

Все оставшиеся в живых алебардисты, как один, ринулись помогать. Они прекрасно понимали, что, не пусти волшебник в ход своё чародейство, здесь очень скоро не осталось бы никого живого.

Фесса подхватили на руки.

– Надо наших найти! – крикнул один из наёмников, постарше, с капральским значком на помятом шлеме. – Ежели их волшебническое достоинство в себя придёт, так мы всех этих вражин покрушим!

– Мэтр тебе что, катапульта дубовая? – заорал в ответ гном. – Выносим его, тебе сказано! Он ещё и не очнулся!

Неясыть слышал эту перебранку, словно очень-очень далёкое эхо, медленно всплывая назад из глубин небытия. Мир, пусть кровавый и жестокий, властно звал его назад… однако тут в дело вмешалась ещё одна сила.

Фесс услыхал слабый, но внятный и властный зов. Вокруг простиралась абсолютно непроницаемая тьма, ночь без малейших проблесков, когда не видишь не то что вытянутой руки, но и поднесенных к самому лицу пальцев.

Эта Тьма не была ни злой, ни доброй, ни жестокой, ни милосердной, Она просто была, поглощённая собой, не единая, не монолитная, говорящая сразу тысячами бесшумных, загадочных голосов; эти-то голоса и сливались для Фесса в невнятный, но могучий и притягательный зов.

Постепенно на их фоне выделился один, звучавший для Неясыти отчётливее и резче остальных. Невозможно было понять, мужчине принадлежит этот голос или женщине, молод его обладатель или стар – магия гасила все характерные черты, оставляя только смысл.

«Теперь ты видишь меня воочию. Ты видишь, как прекрасно то, что окружает тебя ныне. Ты пусть и смутно, но догадываешься, какие величайшие тайны Мироздания скрывает под собой этот тёмный полог, к каким сокровенным истокам бытия ведут начинающиеся здесь тропы. Остановись и прими меня. Остановись и подумай над тем, что я говорю. Только тут ты станешь истинно свободным, единый во множестве, множественный в едином. Здесь бессмертие, сила, власть. Здесь каждый из нас равен Богу»

Этот зов казался почти неодолимым. Неясыть не мог понять, в чём его притягательная сила, но сопротивляться уже не мог. Тьма не угрожала ему, она оставалась такой же, как всегда, – пассивной, но совершающей, недвижной, но проникающей повсюду. Тьме было всё равно, вольётся в неё ещё одна частичка по имени Фесс или нет. На зов откликался сам Неясыть, отзывались какие-то глубокие струны его души, о существовании которых он и сам до сих пор ничего не знал. Ему предстояла борьба не с Салладорцем – что давно слившемуся с Тьмой гениальному волшебнику-самородку ещё один смертный! – но с самим собой.