Гэв Торп - Очищение Кадилла

Быстро положив прогеноид в контейнер и закрыв его, Нестор решил, что лучше извлечь такой же орган из груди Андюриила. Операция проходила быстрее, если орган удавалось достать через разрез в грудной клетке. Поэтому Нестор удалил несколько позвонков и частей ребер, разрезая передние мышцы, пока не добрался до грудной полости. На пути была еще пара органов, которые апотекарий успешно удалил и отложил в сторону. Как и раньше, он подготовил еще один контейнер, вырезал железу из сетки кровеносных сосудов и извлек прогеноид. Поместив драгоценное геносемя в контейнер, он убрал все внутрь жесткого подсумка. Затем поместил обратно все вырезанные органы и заполнил дыру биопеной. Тело Андюриила вернется в орден настолько целым, насколько возможно. Этого требовали честь и достоинство.

Вставая, Нестор огляделся по сторонам и с удивлением понял, что битва выиграна. Он был настолько занят своей работой, что не услышал рева техники, пересекавшей хребет, и залпов орудий, разрывавших на куски и орков, и их машины. Посмотрев на восток, он увидел два боевых фургона, несшихся вниз по склону; позади него бежали несколько дюжин орочьих пехотинцев. Их преследовали черные мотоциклисты Крыла Ворона, на ходу отстреливавшие убегающих врагов.

Апотекарий взглянул на Андюриила и обратился к Императору и Льву, чтобы те приняли душу павшего воина. Жаль, что десантник не дожил до победы, которую помог одержать. Такая судьба ждала всех воинов — будь то юный Андюриил или ветеран Крыла Смерти.

Но Нестор воспрянул духом, подумав, что его заботами в этот день два боевых брата выжили и вновь будут сражаться. Потерять себя, скорбя и оплакивая павших, означало оскорбить всех, кто отдал жизнь, служа Империуму за все время существования Темных Ангелов. Андюриил хорошо сражался, проявил умение и храбрость и теперь обрел покой в смерти. Нестор надеялся, что погибнет с таким же достоинством, когда придет его время.

Хотя орки и понесли огромные потери во время штурма хребта Коф — по примерным оценкам погибло семьдесят пять процентов вражеских сил при относительно небольшом числе погибших со стороны имперских сил, — новости из порта Кадилла были не столь радостными. Нестор слушал магистра-капеллана Уриила, разъяснявшего ситуацию брату Сарпедону и полковнику Хайнесу из Свободного ополчения.

— Орки упорно сопротивляются любой попытке вытеснить их из доков, — произнес Уриил. — Вчера они дважды пытались пробиться через наш заслон, но оба раза потерпели неудачу. Вероятно, Газкулл не знает, что попытка объединиться с группами в городе провалилась. Но если на востоке еще есть орки, возможно, они предпримут новую попытку. Даже с ополчением Писцины у нас недостаточно воинов для эффективного противостояния и в городе, и на хребте.

Крик дозорных войск на склоне прервал речь капеллана. Нестор и остальные повернулись, чтобы рассмотреть причину волнения. Расплывчатая тень появилась из узкой канавы в нескольких сотнях метров вниз по склону и вскоре обрела очертания скаута-сержанта, закутанного в плащ из хамелеолина. В покрытом кровью и грязью воине Нестор признал скаут-сержанта Наамана из десятой роты. Обеими руками он сжимал болтер, на плече висела снайперская винтовка. Скаутов и бойцов эскадрона Крыла Ворона, посланных с ним на восток, не было видно.

Апотекарий поспешил к Нааману, заметив, что сержант хромает, а его броня покрыта собственной кровью. Скаут-сержант взмахом руки дал понять апотекарию, что не нуждается в помощи.

— Благодарю за беспокойство, брат, но у меня есть более срочное дело, — произнес Нааман. Сквозь маску из засохшей крови его глаза светились решимостью. — Мне нужна длинноволновая связь. Я должен поговорить с магистром Велиалом.

Сарпедон присоединился к ним и проводил Наамана к «Рино» Уриила, где капеллан уже налаживал связь. Нааман взял из рук Уриила рацию и рухнул в кресло, положив болтер на колени. Уставший и потрепанный в битвах сержант откашлялся и, глубоко вздохнув, нажал руну активации.

— Брат-капитан Велиал? Это ветеран-сержант Нааман, прошу разрешения сделать доклад.

Магистр Велиал, не перебивая, слушал длинный доклад Наамана о том, что произошло на востоке. Сержант-скаут просто излагал факты: где и когда обнаружил противника. Нааман опустил собственные выводы, сделанные на основе полученной информации, и подождал несколько минут, пока Велиал общался с советниками.

Он ждал ответного сигнала от магистра рядом с «Рино» Уриила и наблюдал, как пехотинцы Свободного ополчения Писцины рыли неглубокие могилы для павших товарищей. На закате еще несколько дюжин бойцов прибыло по дороге на хребет. Часть из них отправили помочь апотекарию Нестору перенести с поля боя останки брата Андюриила. Восемь человек с трудом приподняли тело космодесантника и с почтением понесли к машине, но к тому времени, как они опустили воина в один из «Рино», у них покраснели лица, на лбу выступил пот, а дыхание участилось.

Внимание сержанта привлек молодой пехотинец. Он прислонился к машине, вытирая рукавом пот с лица, и пальцами зачесал назад густые светлые волосы. Его униформа была заляпана грязью и кровью и плохо сидела: узкая в широких плечах, слишком длинная при его небольшом росте.

Нааман задумался, что значило для человека столкнуться лицом к лицу с чем-нибудь вроде орка. Как и его боевые братья, скаут-сержант рассматривал себя в качестве орудия войны, и его выживание было тактической необходимостью — банальным сохранением войск. Несколько раз за прошедший день его жизнь оказывалась под угрозой, но именно важность миссии, а не страх смерти побуждал его выживать. Он знал, что его деяния будут известны следующему поколению боевых братьев через геносемя, выращенное в теле сержанта, а подвиги навеки останутся в записях ордена, поэтому не испытывал страха обычных людей перед смертью. Даже имя Нааман получил на службе Темным Ангелам; он знал истории предшествовавших ему двадцати шести братьев Нааманов и знал, что двадцать восьмой брат Нааман будет знать о его деяниях.

Молодой боец, наоборот, сражался с врагом, не зная, вспомнят о нем или забудут, заметят ли вообще. Он был один из многих тысяч — Нааман же один из тысячи, — и существовал весьма незначительный шанс, что его поступки, героические или трусливые, будут занесены в записи для потомства. Миллионы таких, как он, гибли каждый день, защищая и расширяя владения Императора. Этот светловолосый боец напомнил Нааману об одной имперской поговорке: «Во славу каждой битвы тысяча героев гибнет в одиночестве, оставаясь невоспетыми и забытыми».