Стив Паркер - Легенды темного тысячелетия

Уиснех устал от их нахальства и ничтожных, мелочных секретов. Они никогда и ничего не делали, только чесали языками, да хихикали. Когда войска великого провидца держали оборону из последних сил, и сам Уиснех во имя Эгеарна отважно шел под вражеским огнем, Мэвех и Келиддон хлестали эдресианский эль и наслаждались постановкой «Рождения Великого Врага» в исполнении заезжей труппы Арлекинов.

— Итак, вы оба согласны с тем, что это нельзя оставлять без внимания. Вот только что вы предлагаете предпринять касательно мон'ки на практике? — прорычал Уиснех, позволяя своему обычному спокойному цинизму смениться неприкрытой враждебностью.

— Почему бы не спросить об этом крошку Эла'Ашбель, Уиснех? — шутливо ответила разгневанному старшему члену Совета Мэвех и зашлась смехом, найдя свое нахальство забавным.

Внешне беспечные слова юфранской провидицы таили в себе куда более сложный и оскорбительный смысл. Во-первых, она говорила снисходительным тоном, намекавшим, что Уиснеха она уважает ничуть не более стареющего великого провидца, который, судя по предыдущему ее высказыванию, годился разве что на то, чтобы быть карадоком Эла'Ашбель. Это осознание подвело Уиснеха к вопросу: уж не пытается ли Мэвех указать, что сам великий провидец нуждается в подобной снисходительности? Нет ли в ее речах скрытой ереси?

С другой стороны, Мэвех могла пытаться показать, что его неприязнь ко всему юному старомодна и является не более чем анахронизмом. Она, судя по всему, намекала, что даже Эгеарн Ривалин спокойно отнесся к выступлению перед Советом маленькой Эла.

Раз уж сам великий провидец соблаговолил раскрыть свою душу той отвратительной девчонке, то и Уиснеху, разумеется, следовало смириться с присутствием Мэвех и Келиддона. И подлинную политическую сложность составляло то, что, несмотря на их юный возраст и весьма незначительные заслуги, не эти двое, но Уиснех оказался в одиночестве в этом Совете. Великий провидец, судя по всему, питал излишние надежды на молодежь, и Уиснех неожиданно почувствовал себя незваным гостем на частной вечеринке. В голове его продолжала раскручиваться цепочка неприятных мыслей, порождая еще один непристойный вопрос: быть может, между Мэвех и Эгеарном было куда больше общего, чем могло показаться, и не объясняла ли такая связь то, где находился великий провидец в кульминационные дни Противостояния Пророчеств, когда Уиснех вместо него возглавлял армии Ривалин. Неужели Эгеарн и в самом деле спутался с Мэвех и Арлекинами?

Сложности, могущие открыться, продолжай он задавать себе многочисленные вопросы, вели к еретическим заключениям, к которым Уиснех вовсе не желал приходить. Поэтому он просто успокоил себя тем, что проклял в душе чрезмерную утонченность путаницы эльдарской политики и полный загадок, хитрый ум юфранской провидицы. При всей своей примитивности, неуклюжести и глупости, мон'ки хотя бы обладали тем превосходством, что были неспособны вести насыщенные потаенными смыслами беседы и плести настолько сложные интриги против собственных сородичей. Уже не в первый раз за свою долгую и полную событий жизнь Уиснеху захотелось поменять ее на быстротечное, простое и прямолинейное существование обычного мон'ки.

— Вы не первые, кто пал жертвой бесчинств фальшивого бога, — произнес оратор и наклонился над разрушенной его кулаками купелью внутри базилики Экстаза Тирайн, словно собирался поделиться каким-то секретом. Ощутив изменение в его голосе, прихожане зашикали друг на друга и погрузились в молчание. — Вы не одиноки, хотя и можете испытывать сейчас чувство разобщенности.

По главному нефу, точно первое дуновение ветра перед приближающейся бурей, прокатился тихий гул соглашающихся голосов.

— И я, как вы, некогда гнул спину, веря в лживые обещания этого самодовольного Императора Человечества. Было время, когда я, тогда еще воин Великого Крестового Похода, одержимый праведным гневом, разносил его «свет» по Галактике. Я падал пред ним на колени, открываясь всей своей душой его речам, склонял голову в ожидании прикосновения его золотой длани. Но, как и вы, ждал напрасно. Его лживые пальцы так никогда и не удостоили этой чести ни меня, ни моих собратьев, ни даже самых преданных его слуг. Вместо того чтобы воздать нам должное и даровать спасение, он насмеялся над нами и оскорбил, назвав все наши труды бесполезными и пустыми.

— И, — продолжал он, — даже тогда мы, подобно вам, не утратили своей веры. Мы погрузились в отчаяние, пытаясь осмыслить, что же могло заставить наше божество поступить так с нами. «Ой-ой! Это, наверное, все мы виноваты! Мы, видно, плохо молились! Ведь не мог же Император вот так просто взять и отвернуться от нас без всякой причины!» Мы неделями напролет молились, не зная усталости.

По базилике прокатился рокот приглушенных голосов: граждане Тирайн в повествовании проповедника узнавали собственные невзгоды и реакцию. Кое-кто даже закричал, соглашаясь, и их голоса прокатились волнами над шумящей подобно морю толпой.

— Но, — произнес проповедник, прежде чем выдержать драматическую паузу, чтобы власть тишины успела сковать его паству и чтобы каждое лицо напряглось в ожидании продолжения. — Но не на нас лежала печать вины, — прошептал он, наблюдая за тем, как напрягает слух паства, силящаяся разобрать его слова. — Мы не были виноваты! — взревел он, и голос его зазвенел эхом под сводами собора. — Оступился сам Император. Он никогда не слышал нас. Не заботился. Даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь нам хотя бы в самом малом. Бросил нас на произвол судьбы!

— Но вы не одиноки!

Паства содрогнулась в экстазе.

— И вот мы стоим здесь, объединенные осознанием истины! Мы возносим свои молитвы к тем, кто слышит нас… к тем, кто достоин нашей крови и трудов.

Собравшиеся люди начали один за другим скандировать имя великого проповедника, одновременно ритмично стуча по полу каблуками; базилика затряслась от их рвения.

— Мы вознесем свои мольбы к тем, кто слушает, кто устремит к нам свои взоры и возвысит нас через страдания, — продолжил проповедник, обратив к неистовствующей толпе финал своей речи, и улыбнулся, услышав, как люди подхватывают его слова, — дабы мы окрасили Галактику в красный цвет и утолили голод богов!

Оставив разрушающееся и умирающее великолепие Круга Совета позади своей развевающейся вуали, Мэвех скользнула в узкие коридоры дворца великого провидца, и длинный подол ее одеяний прочертил в пыли долгий извилистый след. Несколько раз свернув из одного разрушенного прохода в другой, она нырнула в служебные туннели, спускаясь все глубже и глубже под древний комплекс.

Несколькими минутами позже она помедлила, остановившись посреди заваленного мусором помещения. Внимательно оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает, она коснулась затянутыми в мягкую бархатную перчатку пальцами губ изящной статуи, вырезанной из кости духа. Вокруг изваяния замерцал слабый зеленоватый ореол, затем что-то едва слышно щелкнуло, и скульптура отодвинулась в сторону, открыв потайной проход. Еще раз бросив взгляд в основной коридор, Мэвех быстро шагнула в темноту, и статуя плавно вернулась на прежнее место.