Стивен Эриксон - Пыль Снов

— И мы туда, — добавила Стави.

На юго-восток, но загибаются. К востоку. «Да что же там такое? Что мы должны найти?»

— Бла-бла-бла-бла! — закричал мальчик, и его громкий голос над ухом заставил Сеток вздрогнуть. Баалджагг вышел и обнюхал следы. Наверное, инстинктивно. У проклятой твари уже нет работающего носа… или есть? Может, он много что унюхал. Жизнь и еще что-нибудь.

Близняшки двинулись по следу, громадный зверь за ними. Мальчик завозился в руках Сеток, и она поставила его на землю. Он побежал за сестрами.

«Да уж, хороший из меня вожак!»

Она увидела следы резкого поворота — колеса фургона пропахали глубокие борозды, вырывая грунт. Подковы резко вонзились в почву, но она не видела помех, способных принудить к подобному маневру. Дальше следы шли ровно на протяжении сотни шагов, чтобы резко завернуть к иззубренному югу, потом на восток и на север.

Сеток хмыкнула. — Они потеряли управление, — сказала она. — Летели по воле коней. Бессмыслица…

Стави дернулась к ней, крикнув: — Нам всё равно, что они делали! Все равно!

— Но чем могут нам помочь те, что себе не могли помочь?

— Мы чем лучше?

«Мелкая сучка права». — Погляди на следы — они скакали бешено, ужасающе быстро. Как ты надеешься их догнать?

— Лошади устают.

Они продолжили путь, целенаправленно повторяя чьи-то бесцельные кульбиты. «Как дети, мечтающие вырасти».

Камни шуршат под ногами, испепеляющая жара; сучья громко трещат и ломаются. Кончилась вода. Съеденное утром сухое мясо ящерицы так и катается в желудке Сеток. В небе ни облачка — ни мгновения передышки. Она успела забыть, когда в последний раз видела птицу.

Прошел полдень, вторая половина дня тянулась томительно, как и бескрайняя пустошь по сторонам. След наконец стал ровным, идущим на восток. Даже близняшки устали. Их тени вытянулись и стали темнее.

И тут Стория закричала и вытянула руку.

Одинокий конь. К югу, в двух сотнях шагов. С шеи свесились обрывки постромок. Стоит на слабых ногах, водя губами по бесплодной почве; эбеновые бока покрылись белой коркой пота.

Сеток подумала и сказала: — Придержите Баалджагга. Погляжу, не смогу ли сама его поймать.

В кои-то веки близняшки не стали возражать.

«Духи волков, не приближайтесь. Нам нужно это животное».

Она осторожно пошла к коню.

Тот следил. Он ел кактусы, заметила Сеток — десятки колючек усеяли морду, капает кровь.

«Умирает с голоду». Сеток сказала ласковым голосом: — Долго ты тут, дружок? Один, все спутники пропали. Приветишь нас? Я верю, что приветишь. Насчет колючек что-нибудь придумаем, обещаю.

Она подошла так близко, что могла бы схватить коня. Но глаза заставили ее замереть. Не лошадиные глаза, а какие-то… демонические.

Он съел кактусы… много ли? Сеток посмотрела наземь. «Ох, духи подлые. Если всё это в желудке, у тебя проблема». У него такой взгляд от боли? Трудно судить. Он утомлен, да — но дыхание ровное и спокойное, уши прядают. Конь смотрит на нее с любопытством. Сеток наконец осторожно вытянула руку и взяла потрепанные ремни. Животное подняло голову, как бы подставляя израненный нос.

Сеток обернула повод вокруг руки и ловко вытянула один из шипов. Конь вздрогнул. Всего лишь. Она вздохнула и продолжила вырывать иглы. Если слизать кровь с кончиков? Что подумает конь? Она решила, что лучше не пробовать. «Ох, но мне так хочется лизнуть крови. Рот жаждет ее вкуса. Запаха свежей жизни.

Старик, отдай мне шкуру».

Удалив последнюю иголку, она коснулась украшенного эмблемой конского лба. — Лучше? Надеюсь, дружок.

— Спасибо, — произнес тонкий голос на исковерканном торговом наречии. — Я уже отвык от вежливости.

Сеток обошла лошадь и увидела небрежно брошенный наземь труп. На миг дыхание ее остановилось. — Тук?..

— Кто? Нет. Хотя я его видел однажды. Смешные глаза.

— Неужели все мертвецы вечно слоняются вокруг? — воскликнула Сеток. Страх уступил место гневу.

— Не знаю. Но вообрази негодование, с которым люди вроде меня глядят на тебя, живую. Юную, румяную, с такими чистым и светлым взором. Я кажусь себе ничтожным.

Сеток развернула коня.

— Стой! Помоги подняться — я на что-то нанизан. Не хочу быть ничтожным, раз выпал шанс поговорить. Когда поговорить не с кем — вот настоящее ничтожество.

«И точно». Сеток встала над трупом. — У тебя в груди кол, — сказала она.

— Кол? А, то есть спица. Все понятно.

— Понятно?

— Ну… нет. Все запутано. Но я полагаю, что лежу на обломке ступицы колеса, а вторая спица глубоко вошла в почву. Такое случается, когда карету внезапно поднимают, а потом бросают. Интересно, есть ли у лошадей память? Наверное, нет, иначе эта бежала бы со всех ног. Итак, прекрасное дитя, ты мне поможешь?

Она протянула руку: — Держись — хоть на это ты способен? Отлично. Сжимай крепче, а я попробую тебя поднять.

Это оказалось легче, чем она ожидала. Кости и кожа мало весят, не так ли?

— Я зовусь Картографом, — сказал труп, безуспешно пытавшийся отряхнуться от пыли.

— Сеток.

— Весьма рад встрече.

— Думала, я заставляю тебя чувствовать себя ничтожным.

— Я наслаждаюсь унижением.

Сеток хмыкнула. — Ты мне подходишь. Идем с нами.

— Чудесно. А чем вы заняты?

— Мы шли за вашей каретой… Скажи, все в ней такие же мертвые?

Картограф принялся размышлять над вопросом. — Возможно. Но мы же скоро увидим?

Дети Оноса Т’оолана и Хетан, кажется, не поразились появлению нового говорящего трупа. Картограф увидел Баалджагга, замер и вытянул палец, но ничего не сказал. Сеток взяла мальчика за руку и подвела к коню. Забралась на спину сама и подняла ребенка.

Близняшки двинулись по колеям. Баалджагг побежал рядом с ними.

— Знала ли ты, — сказал Карторгаф, — что мертвые видят сны?

— Нет, не знала.

— Иногда мне снится пес. Он меня находит.

— Пес?

— Да. Большой как этот.

— Ну, кажется, сон обернулся явью.

— Надеюсь, нет.

Она оглянулась на трусивший вслед за конем труп: — Почему?

— Потому что во сне пес меня закапывает.

Вспомнив, как Баалджагг вылезал из-под земли, она улыбнулась. — Не думаю, что тебе следует опасаться этого пса, Картограф.

— Надеюсь, ты права. Но у меня вопрос.

Она вздохнула. Не лучше ли трупам держать рты закрытыми? — Давай.

— Где мы?

— Это Пустоши.

— Все объясняется.

— Что объясняется?

— Окрестная… пустота.

— Ты когда-либо слышал о Пустошах, Картограф?

— Нет.

— Тогда я тоже задам вопрос. Откуда явилась ваша карета и почему вы не знаете, по каким землям едете?

— Учитывая мое имя, я поистине жалок в незнании. Разумеется, земля эта была дном внутреннего моря — но так можно сказать о множестве низин на разных континентах. Вряд ли я доказал тебе блестящее владением ремеслом. Увы, после смерти мне пришлось пересмотреть излюбленные заблуждения.