Стивен Эриксон - Пыль Снов

Но другие его поражали. Двое детей, девчонка и мальчишка, женщина — Анди, зрелая годами и явно держащаяся в стороне от прочих участников. Золотокожие светловолосые моряки — уже немолодые — по имени Геслер и Буян. Ничем не примечательный юноша Бутыл, едва ли старше двадцати лет; помощница Таворы, необычайно красивая (несмотря на татуировки) Лостара Ииль, двигающаяся с грацией танцовщицы — жаль, что ее экзотическое лицо искажено гримасой вечной печали.

Жизнь солдата трудна, Брюс хорошо это знал. Друзья погибают — внезапно, страшно. Шрамы нарастают с течением лет, мечты вянут, грезы кажутся нелепыми. Мир лишается перспектив, угрозы нападают из каждой тени. Солдат должен верить в командира и в того, кому подчиняется командир. Но случай Охотников за Костями иной: Брюс знал, что Тавору и всю Армию предала правительница империи. Они оторвались от причала, и только Тавора удерживает армию от распада; то, что они решились на вторжение в Летер, само по себе необычайно. Батальоны и бригады — говорит история его страны — бунтовали в ответ на приказы гораздо менее экстремальные. Уже это вызывало в Брюсе великое уважение к Адъюнкту; он был убежден, что в ней имеется некое скрытое качество, тайная добродетель, и солдаты это видят, уважают. Брюс гадал, не придется ли ему самому увидеть ее скрытую сторону — возможно, уже сегодня ночью.

Хотя он стоял расслабившись, с любопытством глядя по сторонам и попивая эль, но отлично ощущал сгустившееся напряжение. Никто здесь не чувствует себя счастливым, а меньше всего сержант, который пробудит карты — бедняга похож на собаку, только что переплывшую всю ширину реки Летер: глаза красные, тусклые, лицо осунулось, словно он пил и кутил всю ночь.

Молодой солдат по имени Бутыл навис над Скрипачом и, пользуясь торговым наречием — возможно, ради удобства Брюса — заговорил тихим тоном: — Время для Ржавой Рукавицы?

— Что? Для чего?

— Коктейль, который ты изобрел на прошлом чтении…

— Нет. Никакого алкоголя. Ни в этот раз. Оставьте меня одного. Пока не буду готов.

— Откуда мы узнаем, что ты готов? — спросила Лостара Ииль.

— Сидите на своих местах, капитан. Узнаете. — Он метнул Адъюнкту просящий взгляд: — Здесь слишком много силы. Слишком много Путей. Не могу и вообразить, что мы вызовем. Ошибка!

Выражение сухого лица Таворы стало еще более натянутым. — Иногда, сержант, необходимо совершать ошибки.

Еж резко кашлянул, поднял руку: — Извините, Адъюнкт, но вы говорите с сапером. Одна ошибка — и мы превращаемся в розовую пыль. Может, вы ободряли остальных? Я надеюсь…

Адъюнкт повернула лицо к здоровяку, приятелю Геслера: — Адъютант Буян, как поступить, нарвавшись на засаду?

— Я уже не адъютант, — прогудел бородач.

— Отвечайте на вопрос.

Здоровяк блеснул глазами, но не заметил никакой ответной реакции. Тогда он вздохнул. — Вы бросаетесь на них, быстро и напористо. Прыгаете, рвете ублюдкам глотки.

— Но сначала они набрасываются на вас.

— Да, если вы вперед их не вынюхаете. — Маленькие его глаза отвердели. — Сегодня мы будем вынюхивать или набрасываться, Адъюнкт?

Тавора не ответила. Она поглядела на Тисте Анди. — Сендалат Друкорлат, прошу сесть. Я понимаю ваше нежелание…

— А я не понимаю, почему здесь оказалась, — бросила женщина.

— История, — пробормотал жрец.

Надолго повисло молчание; потом девочка Синн захихикала, и все подпрыгнули на месте. Брюс наморщил лоб: — Прошу прощения, но разве это место для детей?

Быстрый Бен фыркнул. — Эта девочка — Верховная Колдунья, Брюс. А мальчик… ну, он совсем иной.

— Иной?

— Тронутый, — сказал Банашар. — И не к добру, это точно. Прошу, Адъюнкт, отмените всё. Пошлите Скрипача назад в казармы. Людей слишком много. Безопасное гадание требует присутствия немногих, а не такой толпы. У бедного чтеца кровь из ушей потечет уже на полпути.

Адъюнкт обратилась к Скрипачу: — Сержант, вы лучше любого здесь знаете мои желания, как и мои причины. Скажите честно: вы сумеете?

Все взоры сосредоточились на сапере; Брюс чувствовал, что все — кроме, разве что, Синн — молчаливо умоляют Скрипача закрыть крышку страшной коробочки. Он же скорчил рожу, поглядел в пол и сказал: — Я смогу, Адъюнкт. Не в том проблема. Но будут… нежданные гости.

Брюс заметил, как бывший жрец задрожал; внезапно Королевский Меч был пронизан горячим потоком тревоги. Он сделал шаг…

…но Колода была уже в руках Скрипача, а он встал у стола — хотя никто еще не успел занять мест — и три карты упали на полированную поверхность.

Чтение началось.

Стоявший в тени около здания Странник зашатался, словно ударенный невидимыми кулаками. Он ощутил во рту вкус крови и яростно зашипел.

В комнатушке маленького дома Серен Педак широко раскрыла глаза, испуганно закричав: Пиношель и Урсто Хобота охватило пламя! Она чуть не упала, но Багг успел подставить руку. Руку, покрытую потом.

— Не шевелитесь, — прошептал старик. — Огонь пожирает только их…

— Только их? Что это значит?

Было очевидно, что древние боги перестали воспринимать окружающий мир — она видела, что они по-прежнему сидят, устремив взоры в никуда, а синее пламя пляшет на телах.

— Их сущность, — тихо произнес Багг. — Их пожирает… сила — пробудившаяся сила. — Он дрожал, он казался готовым потерять сознание; пот тек по лицу, густой словно масло.

Серен Педак отступила, положив руки на вздувшийся живот. Во рту у нее пересохло, сердце тяжело стучало. — Кто напал на них?

— Они встали между вашим сыном и той силой — как и я, аквитор. Мы… мы можем сопротивляться. Мы обязаны…

— Кто это делает?

— Он не злобен, просто велик. Гнилая Бездна, это не простой гадатель по Плиткам!

Она села, объятая ужасом — страх за нерожденного сына опалял душу сильнее жгучего пламени — и глядела, как Пиношель и Урсто Хобот горят и горят, тая словно воск.

В забитой людьми комнате на верхнем этаже гостиницы разбушевались мертвые недавно твари, рыча и щелкая челюстями. Черная мохнатая крыса с вспоротым животом вдруг взлетела и приклеилась к потолку, царапая штукатурку; кишки свисали вниз, словно крошечные сосиски в коптильне. Синяя мышь-черепаха откусила хвост игуане; рептилия суматошно сбежала, разбрызгивая сукровицу, и теперь отчаянно билась в ставни, ища выход. Дятел, разбрасывая глянцевые перья, хлопал крыльями, бешено нарезая круги над головами — но присутствующие его не замечали, ибо все бутылки упали со стола, разбрызгивая вино, словно струйки жидкой крови; вырезанные Хрясем кони извивались и били копытами, а резчик смотрел, раскрыв рот и выпучив глаза словно жук. Вскоре одна из неуклюжих лошадей вырвалась из деревянной основы, спрыгнула с коленей сапера — копытца застучали по полу — и ударилась о дверь, став грудой щепок.