Джон Френч - Тени предательства

— Привет, капитан, — сказал Севатар.

Вар Джахан начал подниматься на ноги, когда дверь снова открылась, наполнив коридор клубами порохового дыма. Отделение атраментаров в громоздкой терминаторской броне нацелило огромные болтеры на ускользнувшую от них добычу.

— Опустите оружие, — сказал Севатар и протянул руку, помогая брату встать. — У этого хватило ума, чтобы понять мои намерения. Он заслужил жизнь.

Вар Джанах едва не сплюнул.

— Как щедро с твоей стороны.

Севатар хмыкнул перед тем, как ответить:

— Вот и я так считаю.

— Зачем ты убил их?

Вар Джахан сделал шаг в сторону, чтобы не стоять спиной к Чернецам.

— Почему ты желал нашей смерти? Братоубийство, Севатар… Неужели до этого дошло?

— До этого дошло в ту секунду, когда вы, трое идиотов, решили угробить легион, лишь бы стереть воображаемое пятно на вашей воображаемой чести.

— Но как ты успел подготовиться…

— У меня было предчувствие, что Рукокрылым понадобиться реорганизация. Я оказался прав.

— Ты убил их, потому что они не соглашались с тобой. Севатар, ты безумен.

Первый капитан чуть заметно пожал плечами.

— Это мне говорили не раз. Но важно лишь то, что сейчас легион больше, чем когда-либо, нуждается в Рукокрылых, и что мы не поведем своих братьев обратно под клинки Темных Ангелов.

— Но магистр войны…

Рука Севатара сомкнулась на горле Вар Джахана прежде, чем тот успел закончить фразу. Первый капитан поднял его в воздух и хорошенько приложил спиной о стену.

— Похоже на то, что меня волнуют хотелки магистра войны?

Красные глазные линзы Севатара горели в глазницах череполикого шлема.

— Нам всегда было плевать на то, чего хочет от нас Император. По-твоему, мы должны выбросить свои жизни на ветер в этом забытом богами уголке Галактики, чтобы сплясать под дудку магистра войны?

Отпустив Вар Джахана, первый капитан снова направился в зал совета.

— Он три года продержал нас на поводке. Я наелся подчинением вдосталь. Пусть Хорус катится в бездну со своими высокомерными прихотями. Он ничем не лучше Императора.

Вар Джахан пошел следом за братом. Переступив через дымящийся труп Кела Херека, он едва взглянул на убитого. Малитоса постигла столь же позорная смерть: тело девятого капитана свисало с центрального стола, а его кровь озером заливала столешницу.

— Значит, ты хочешь истинной независимости? Наши союзники в других легионах — просто временный альянс ради выгоды?

— Это лучше, чем жить прикованными к больному, умирающему Империуму, — голос Севатара звучал теперь мягче и отстраненней. — Вар Джахан, прости меня за проявленный гнев.

Подобрав копье, он опустил его на наплечник.

— Я иду повидать нашего отца.

Когда его шаги затихли вдалеке, Вар Джахан оглянулся на громадные фигуры, терминаторов Повелителей Ночи. Те никак не выдавали своих мыслей и чувств, бесстрастно глядя сквозь багровые линзы устрашающих боевых шлемов.

— Я знаю всех вас, — обратился к ним Вар Джахан. — По имени и репутации, даже если и не служил с каждым из вас. Торион, Малек, Джакреш…

Он перечислял их имена, кивая каждому по очереди.

— Что предложил вам Севатар, чтобы добиться такой верности? Чем таким он вас зацепил, что ради него вы согласны даже проливать кровь собратьев по Легиону?

Торион, командир отделения атраментаров, покачал головой. Вокруг его воинов уже начал свиваться кольцами телепортационный туман.

— Он нам не лжет.

Их уход был столь же внезапным и громким, как их появление — и миг спустя Вар Джахан остался наедине с телами убитых братьев.

В последний раз Севатар плакал мальчиком, на самом рубеже взросления. С той ночи прошло больше столетия, но мальчик так и не стал мужчиной. Вместо этого он превратился в оружие, и в жизни его не осталось ни места для чувств, ни времени для слез.

Первый капитан не испытал печали, даже увидев своего генетического отца в апотекарионе. Он не мог сказать наверняка, почему. Тем не менее он слышал, как матерые вояки — убийцы, живодеры и палачи все как один — молятся и стенают по всем каналам общей вокс-сети легиона. Так же вели себя Лунные Волки, когда был ранен Хорус. Севатар не понимал этого тогда, не понял и сейчас. Открытое проявление эмоций было свойственно другим людям, но не ему.

Курц лежал на хирургическом столе, вокруг которого суетились перемазанные кровью апотекарии Легиона. Сверху шевелились манипуляторы привинченных к потолку полуавтоматических медицинских аппаратов, похожие на лапы насекомых. Толпа мешала толком разглядеть, что происходит, но Севатар не тешил себя иллюзиями. Он мельком видел рассеченное горло примарха: плоть стянулась неровными буграми, а вся комната пропахла кровью. В запахе было что-то дикое и изначальное, что-то кроме привычного медного привкуса человеческой крови. Лишь Император знал, какова истинная природа примархов. У Севатара не было ни малейшего желания тратить время на догадки.

Но если примарх умрет…

Мысль на этом и оборвалась. Первый капитан не способен был развить ее дальше. Это было все равно, что вообразить прежде невиданный цвет или вспомнить песню, которую никогда раньше не слышал. Его разум восставал при одной попытке.

Как легион сможет существовать без своего вождя? Без своего владыки, учителя и генетического прародителя? Слово «отец» было слишком обыденным для описания подобных вещей. Оно предполагало смертность. Отцы умирали.

Севатар слишком хорошо помнил Исстваан. Хотя большую часть этого безрадостного побоища первый капитан провел, прорубаясь сквозь ряды воинов Гвардии Ворона, он как раз вел бой с Железными Руками в тот момент, когда пал их примарх, лорд Манус. Севатар видел, как по ним ударило психическим рикошетом. Кое-кого задело слабей, кое-кого намного сильнее — но каждый облаченный в черное воин Десятого легиона вдруг впал в неудержимую ярость. Они отбросили все колебания и из обороны перешли в наступление.

На теле Севатара все еще оставались шрамы после той битвы. Он мог бы залечить их и убрать с помощью аугментики или пересадки искусственной кожи, но предпочел оставить все как есть. Эти отметины были из тех немногих вещей, что принадлежали исключительно и только ему — ему, рабу на службе богов войны, сотворенных с помощью чудес генетики.

Он опустил взгляд на собственные руки в перчатках, в кои-то веки не сжимавших оружия и выкрашенных в багрянец. Несколько месяцев назад он сказал Темным Ангелам правду: обычай окрашивать руки грешников в красный цвет пошел с гангстерских традиций Нострамо. Так поступали с теми, кто подвел свои семьи. Участь предателей и глупцов, пятно, которое Восьмой легион прихватил с собой к звездам. Ультрамарины переняли этот обычай, как и многое у других легионов. У воинов Ультрамара он был менее суров и беспощаден — для них шлем красного цвета попросту означал взыскание. Для сынов Нострамо красные руки были смертным приговором. Клеймом осужденных.