Дэн Абнетт - Почетная гвардия

Коренастый и бородатый Баффелс посмотрел снизу вверх на комиссара-полковника.

— Его выбрал Харк?

Баффелс кивнул.

— Он сказал, что вы хотели, чтобы раненых охранял хороший солдат.

— Так держать, сержант.

Гаунт прошел через суету лагеря и направился прочь, к берегу реки, где чуть колыхавшаяся вода отражала луны, а воздух был наполнен звоном ночных насекомых.

Майло. Гаунт всегда подшучивал над тем, что солдаты считали Брина Майло его счастливым талисманом. Поддразнивал их за такие суеверные глупости. Но глубоко в душе безмолвно признавал это правдой. Майло был словно заговоренный. И для Гаунта он всегда воплощал потерянную Танит, последнюю и единственную связь с его прошлым.

Именно поэтому комиссар-полковник всегда держал Майло при себе, хотя никогда и ни за что не признался бы в этом.

Харк выбрал именно Майло сопровождать раненых в город. Случайность? Совпадение? Умысел?

Харк изучал записи о Танитском полке. И должен был знать, как важен был Брин для Призраков. Для Гаунта.

У комиссара-полковника появилось неприятное чувство, что его умышленно подставляют.

Хуже того, его не покидало ощущение, что здесь задействована судьба, рок. Впервые они отправлялись куда-то без Майло. Гаунт уже знал, что эта миссия станет для него последней.

Теперь же появилось пугающее предчувствие, что все закончится плохо. Очень и очень плохо.

Далеко от основного состава к Доктринополю сквозь ночь спешил по Тембаронгской дороге одинокий грузовик.

Майло ехал в кабине первую часть ночного пути. Но тучный водитель Муниторума оказался угрюмым и молчаливым, к тому же потом еще начал страдать метеоризмом, что было бы неприятно даже в машине с открытым верхом.

Поэтому Майло перебрался в кузов, к раненым.

Комиссар Харк выбрал его для этой миссии. И Майло хотел бы знать, по какой причине. Можно было выбрать кого угодно из солдат.

Может, потому, что Майло недолго был солдатом? Несмотря на форму, кое-кто из Призраков до сих пор относился к нему, как к гражданскому. И Майло это обижало. Фес, он был имперским гвардейцем! И разобрался бы с каждым, кто в этом усомнится. Больше всего он негодовал потому, что знал: он пропускал последний поход Призраков Танит под командованием Ибрама Гаунта. Вряд ли эта миссия принесет много славы, но Майло заслужил быть там.

Он чувствовал себя обманутым.

Позже, глядя, как лунный свет отражается в реке, он думал о том, не Гаунт ли подбил Харка выбрать именно его? Их последний разговор с комиссаром в Университете был неприятным. Неужели Гаунт действительно хотел его отослать?

Большинство раненых находились без сознания или спали. Майло сел рядом с капитаном Геродасом в задней части грохочущего грузовика. Капитан был бледен, как полотно, из-за потери крови и боли. Измученное лицо осунулось. Майло боялся, что Геродас не доедет до Доктринополя, несмотря на заверения доктора Курт. Капитан потерял так много крови.

— Не вздумайте умирать на моих руках, сэр, — проворчал Брин, обращаясь к офицеру.

— Рад стараться, — пробормотал Геродас.

— Просто плохая рана. Они поставят вас на ноги. Фес, у вас будет аугмент вместо колена, вот увидите!

Геродас слабо усмехнулся.

— У сержанта Варла в моем отряде аугментированное плечо. Фес, такая крутая бионика!

— Да? — прошептал Геродас.

Майло хотел, чтобы сержант продолжал говорить. О чем угодно, о любой ерунде. Он боялся, что если Геродас уснет, что-нибудь случится.

— О да, сэр. Классная штука! Клянусь, он подмышкой колет орехи.

Геродас снова ухмыльнулся.

— Ты пропустишь все веселье, возвращаясь с нами, — сказал он.

Майло поморщился.

— Веселого мало. Лебединая песня комиссара-полковника. Немного славы.

— Он хороший человек, — пробормотал Геродас и пошевелился, пытаясь найти положение, в котором боль будет потише. — Отличный командир. Я не очень хорошо его знаю, но из того, что видел, могу смело сказать, что горд быть одним из его людей.

— Он делает свою работу, — ответил Майло.

— И даже больше. Улей Вервун! Я читал рапорты о нем. Какая тактика! Какое командование! Ты был там?

— Прочесал улей насквозь, один фесов квартал за другим, сэр.

Геродас закашлялся, потом улыбнулся.

— Будет, о чем вспомнить. Чем можно гордиться.

— Все было как обычно, — солгал Майло. На его глазах выступили злые слезы.

— Солдат, такую славу ты пронесешь до конца своих дней… — Геродас замолчал и, казалось, провалился в забытье.

— Капитан? Капитан!

— Что? — спросил Геродас, моргая.

— Я… ничего. Я вижу огни. Вижу Доктринополь. Мы почти добрались.

— Это хорошо, солдат.

— Майло. Это Майло, сэр.

— Это хорошо, Майло. Скажи мне, что ты видишь?

Майло встал, балансируя в тряском грузовике, и взглянул через ветреную мглу на призрачные огни, горевшие над Цитаделью. Пламя было похоже на маяк в ночи.

— Я вижу святой город, сэр.

— Правда?

— Да. Я вижу его. Вижу огни.

— Как же я хочу быть там, — прошептал Геродас.

— Сэр? Что вы сказали, сэр? — Майло пригнулся от ветра, крепко держась за борта кузова.

— Меня зовут Лукан Геродас. Уже не чувствую себя сэром. Зови меня по имени.

— Хорошо, Лукан.

Геродас медленно кивнул.

— Скажи мне, Майло, что ты видишь теперь?

— Вижу городские ворота. Крыши и башни. Вижу храмы, сияющие, словно светлячки в ночи.

Лукан Геродас не ответил. Грузовик проехал через Врата Пилигримов. Рассвет стал едва заметно окрашивать горизонт.

Через десять минут машина уже была во дворе западного городского лазарета. К этому времени Геродас был мертв.

— Прекрасное, чистое, яркое утро, Кольм, старый ты пес, — провозгласил Дорден, входя в маленькую боковую комнату, которую отвели второму танитскому командующему. Утренний свет лился, словно молоко, через западные окна. И пока еще прохладный воздух уже обещал грядущий жаркий день. В коридорах госпиталя витал запах антисептиков.

Немедленного ответа не последовало, но Корбека всегда было тяжело разбудить.

— Хорошо спал? — спросил Дорден, направляясь к шкафчику рядом с занавешенной сеткой кроватью.

Дорден надеялся, что звук его голоса мягко разбудит полковника, чтобы можно было осмотреть его. Те, кто будил Корбека слишком резко, не единожды получали в зубы.

Дорден взял маленькую глиняную фляжку с обезболивающим.

— Кольм? Как ты спал? Я имею в виду, при таком шуме.

Звуки непрекращающейся эвакуации не стихали всю ночь, и даже сейчас док без труда мог расслышать грохот машин и голоса людей на улицах за стенами госпиталя. Каждые полчаса над Доктринополем раздавалось раскатистое завывание громоздких транспортных судов, поднимавшихся в небо.