Андрей Валентинов - Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём

— Такие на одежду нашивают…

— Соображаешь! — одобрительно кивнул Войчемир. — Думаю, так было: бабку прямо у порога подстерегли. Раз — и шея набок. Только и успела, что в одежду вцепиться и бляшку эту сорвать…

Внезапно совсем рядом послышался шум — негромкий, но отчетливый.

— В доме! — Войча выхватил меч и одним движением оказался между дверью и Ужиком. — Урс, назад! Эх, дурни мы, сразу надо было посмотреть!

Они замерли, прислушиваясь, но в избушке все стихло. Но вот вновь послышался шум, чьи-то легкие шаги. Скрипнула дверь. Войчемир не спеша поднял меч…

— Ой, дяденька, не надо!

Рука, державшая оружие, дрогнула. На пороге стояла девчушка — невысокая, простоволосая, в грязном, порванном на боку платье.

— Фу, ты!

Войча облегченно вздохнул, но затем нахмурился:

— А ты кто такая?

— Я… Я внучка… Внучка… — девчушка испуганно переводила взгляд с мрачного Войчемира на невозмутимого Ужика. — Дяденька, не убивайте! Я на все согласная…

— Да на что ты нужна! — в сердцах бросил Войча. — А ну-ка, Ужик, огня!

Покуда недотепа-Ужик возился с кремнями и трутом, Войча успел обшарить избушку и вернулся оттуда с пучком лучинок.

— А ну-ка… Значит, внучка, говоришь? Ужик, гляди!

Войча бесцеремонно схватил девчушку за ухо н повернул ее к свету.

— Видал?

На тонкой грязной шее болталась потемневшая медная гривна.

— Беглая… Ну, и от какой бабульки ты бежала? Девчушка всхлипнула, но Войчемир был неумолим:

— Знаем таких внучек! Что, придушила бабку?

— Нет! Нет! — в глазах беглянки плавал ужас. — Она… Она была уже мертвая… Я и подойти боялась… Не убивайте, дяденька! Я что хотите делать буду… Я… Я… Я все расскажу…

— Вот это уже лучше! — удовлетворенно заметил Войча, присаживаясь на старую колоду, служившую, как видно, для рубки дров. — Ужик, затопи-ка печурку…

Пока молчаливый Ужик занимался этим нужным делом, девчушка, плача, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, рассказывала свою нехитрую историю. Вернее, история как раз оказалась непростой — даже после всего, что Бойче довелось увидеть и узнать за последние дни.

Беглянку звали Улой. Впрочем, она и не была беглянкой. Всю свою жизнь она, холопка местного дедича, прожила в соседнем селе — именно в том, из которого уже год как перестали доходить вести. И недаром — села больше не было…

Чужой человек постучался в ворота как раз в день Солнцеворота, когда повсюду горели праздничные костры. Чужак был хмур, молчалив — и болен. Его уложили на солому в сарае, позвали бабку — ту самую, что теперь лежала у собственного порога — но было поздно. Через три дня чужака отнесли на погост, а еще через день пропал первый из жителей маленького села. Затем исчез второй, третий…

— Он… он и за мной приходил… — Ула говорила быстро, но еле слышно, постоянно оглядываясь на подступавший к поляне лес. — Всех уже сгубил и за мной пришел. Страшный, лицо красное, ногти желтые, кривые…

— Одет? Во что одет? — быстро спросил Войча.

— Кафтан… Богатый, с бляшками медными. Когда он помер, думали еще этот кафтан оставить, не хоронить, но потом…

Войча кивнул. Про одежду он спросил больше Для порядка — все и так было ясно. Войчемиру приходилось допрашивать пленных и он видел, что девчушка не лжет. Да и совпадений было больше чем достаточно — про «опыра» ему рассказывали еще в Кудыкиной Гати.

Заметил Войча и еще кое-что. Вначале ему показалось, что перед ним — совсем ребенок, лет восьми, не больше. Но при свете лучин — их не пожалели, зажгли сразу с полдюжины — стало ясно, что Ула значительно старше. Оставалось лишь гадать, сколько ей — тринадцать? Четырнадцать? Такую уже и продать можно — и не без выгоды.

Впрочем, продавать беглянку было некому — не Ужику же! — да и вряд ли Войча мог нажиться на такой сделке. Девчонка была некрасива. И даже не просто некрасива — такую не каждый день встретишь. Лицо покрывали глубокие оспины, вместо носа торчал какой-то бугорок с двумя дырочками, вдобавок ко всему у бедняжки не было передних зубов, отчего она слегка пришепетывала. Такую даже огрским торговцам не продашь, даже ежели отмыть, подкормить и нарядить во что-нибудь пристойное.

Итак, продавать Улу Войча раздумал, но проблема осталась. И не одна, а сразу несколько. Куда, например, эту Страшилку (именно так Войча стал про себя именовать беглянку) девать? А главное — куда идти? Ведь село — мертвое село, откуда бедная Страшилка бежала — находилось как раз на их пути.

Об этом Войча решил поговорить с Ужиком попозже, когда Ула заснет. Лишнего девчонке знать ни к чему , да и чем она поможет, Страшилочка?

Ужик молча выслушал Войчины соображения и задумался. Честно говоря, Войчемир не ждал от недотепы чего-нибудь путного и советовался с ним больше для порядка, чтобы парень не думал, будто с ним не считаются.

— И чего делать будем? — поинтересовался Войча, ожидая увидеть в ответ все то же пожатие узких плеч.

— Пойдем в село.

Сказано это было настолько твердо и уверенно, что Войча даже растерялся.

— А этот… опыр который?

— Убьем.

И вновь поразился Войча — от Ужика ли он это слышит?

— Ну… да — нерешительно кивнул он. — Надо бы… Ведь он, нелюдь, и дальше народ губить будет! Так ведь как его убьешь? Его же, говорят, и сталь не берет!

— Убьем…

Войча вздохнул. План глубокого обхода по лесу, который он хотел предложить, повис в воздухе. Если уж этот недомерок не боится…

— А и ладно! — Войча покачал головой и зло скривился. — Где наша не пропадала! Знать бы только, как к нему, к опыру этому, подступиться…

На это Ужик ничего не сказал, и Войча мысленно пожалел о своем скоропалительном решении. Но не бить же отбой — да еще при Ужике! Этого Войчемир позволить себе не мог — пусть даже их поджидает дюжина «опыров» с чутастром впридачу.

…Ночью Войча почувствовал, как кто-то легко дотронулся до его плеча.

— Дяденька…

— А? — Войчемир дернулся, привстал — и тут же его щеки коснулась маленькая теплая ладонь.

— Дяденька! Страшно мне! Можно я рядом с вами посплю…

Войча огляделся, но в темной избушке ничего разглядеть было нельзя. Где-то неподалеку тихо дышал во сне Ужик, Ула — Страшилка — не дожидаясь согласия, быстро пристроилась рядом.

— Дяденька! — шопот стал громче. — Вы… Вы такой сильный… Вы такой…

Войча начал понимать, что Страшилке совсем не страшно. Худое тело девчушки прижалось к нему, и он ощутил под рукой крепкие, уже совсем не детские груди.

— Так… — Войча нашарил в темноте сначала голову, затем ухо, кажется, левое. Послышался испуганный писк.

— Дяденька! Ай! Не надо!

— Ежели страшно, то иди к дяде Урсу. Вот он точно ничего не боится!

— Но почему? — в голосе звенела обида,