Андрей Валентинов - Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём

Шум далеких льдин стал громче, от реки повеяло холодом. Все новые и новые шеренги медленно уходили под темную воду. Згур посмотрел влево, надеясь найти проход, но толпа заполонила весь берег, до самых скал. Вправо… И тут сердце радостно дрогнуло. Скала! Даже не скала, невысокий валун, с очень удачной выбоиной, в которую можно поставить ногу, затем подтянуться…

Через несколько мгновений он уже был наверху. Отсюда был виден весь берег. Згур взглянул вдаль. В разрывах тумана была заметна лишь черная недвижная гладь, больше похожая не на воду, а на черную трясину. Нет, туда смотреть нельзя. Берег! Что на берегу?

Люди стояли плотно, и с каждым мгновением толпа становилась все больше. Мужчины, женщины, дети, старики. Все — нарядно одетые, в новых рубахах, в цветных плащах, сверкающих латах. Где же Улада? Неужели уже там, под темной водой? Згур сцепил зубы и заставил себя успокоиться. Не так! Горячиться нельзя, нельзя бояться. Он 'просто в разведке, ему нужно найти человека, найти быстро и без ошибки. Итак, первый ряд, слева направо…

Вначале взгляд терялся, скользя по десяткам неподвижных фигур, но вскоре Згур приспособился и дело пошло быстрей. Первый ряд, второй, третий… Дважды казалось, что он видит девушку, но каждый раз приходилось убеждаться в ошибке. Еще один ряд, еще… Люди медленно двигались, на черной воде неслышно смыкались круги, и Згура начало охватывать отчаяние. Ее здесь нет, он все-таки опоздал! В глазах зарябило, и Згур уже был готов все бросить и спуститься вниз, на тропу, как вдруг взгляд скользнул по чему-то знакомому. Короткие, опаленные огнем волосы, широкие, чуть сутулые плечи… Улада!

Он догнал девушку у самой воды. Те, что шли впереди, уже ступили в Реку. Черная гладь дышала ледяным морозом. Улада шла, опустив голову, руки бессильно висели вдоль тела…

— Стой! Улада, стой!

Девушка не повернула головы, даже не шелохнулась. Она ждала, ждала, пока освободится берег, чтобы идти дальше.

— Стой!

Згур протянул руку, боясь, что не успеет, что пальцы сомкнутся, не встретив ничего, кроме призрачной дымки. Но ее запястье было теплым, и Згуру даже показалось, что он чувствует, как бьется пульс.

— Пошли! Пошли отсюда!

Улада не сопротивлялась, и они стали протискиваться сквозь густую толпу. Девушка шла все так же молча, не поднимая головы. Двигаться было трудно, те, что стремились к Реке, не замечали их, поэтому приходилось то и дело останавливаться, пропуская все новых и новых путников. Наконец берег остался позади. Згур отвел девушку к скале, взял за руку, взглянул в лицо.

— Улада! Это я, Згур! Слышишь меня? В неподвижных глазах что-то дрогнуло. Бледные губы шевельнулись.

— Згур…

— Нам… Нам надо возвращаться! Улада! Ты слышишь?

— Згур… Згур… — медленно повторила она. — Я не хочу возвращаться, сотник! Зачем?

Взгляд потух, глаза смотрели вперед, на близкую Реку. Згур понял — спорить бессмысленно. Эта девушка — уже не Улада, ее не уговоришь, не испугаешь. И вдруг он вспомнил — браслет! «Прикоснись к браслету!»

Серебро обожгло холодом, но Згур крепко сжал пальцы, затем резко дернул за руку:

— Улада! Ты должна пойти со мной! Я… Я приказываю тебе! Слышишь!

На какой-то миг ее глаза стали прежними, в них мелькнула боль.

— И что ты будешь делать со мной, сотник?

— С кашей съем! — он чуть не рассмеялся. — Пойдем! Только не оглядывайся!

— Погоди! — Улада медленно подняла руку, провела по лицу. — Теперь… Теперь понимаю. Я умерла, ты пришел за мной… Все-таки ты чаклун, волотич!

— Потом! — он вновь взял ее за руку и повел назад, по тропе, ведущей по ущелью.

Улада молчала, затем внезапно остановилась:

— Погоди, Згур! Ты понимаешь, что делаешь? Теперь ее голос звучал как и раньше, прежними стали темные живые глаза. Згур усмехнулся — перед ним была

Улада.

— Вообще-то не очень! Пойдем!

— Браслет… — девушка провела ладонью по запястью. — Когда ты прикоснулся, я словно очнулась…

Они шли вперед, но теперь каждый шаг давался с огромным трудом, словно Дол не желал выпускать беглецов. Ноги налились свинцом, свинцовая тяжесть навалилась на плечи, подошвы с трудом отрывались от серой пыли.

— Ты… Ты не должен был этого делать… — негромко бормотала Улада. — Не должен… Не должен…

Згур не стал отвечать. К чему спорить? Наверно, не должен. Впрочем, об этом можно будет подумать потом. Если это «потом» настанет…

— Згур! — внезапно послышалось сзади. — Згур! Помоги, Згур…

Он замеру узнав знакомый голос. Мама! Почему она здесь?

—Згур…

Он дернулся, хотел обернуться — и вдруг вспомнил. Не оглядываться! Что бы ни случилось — не оглядываться!

— Зовут! — Улада остановилась, рука дрогнула. — Ты… Ты слышишь?

— Нет! Это мара! Не оглядывайся! — крикнул он, ускоряя шаг. Их не выпускали. Их звали назад, звали голосами тех, кто был всего дороже…

Голос стих, но вот послышалось шипение, совсем близко, рядом. В спину пахнуло жаром.

— Не оглядывайся! — повторил он. — Нельзя! Нельзя! Небо потемнело, отвесные склоны подступили ближе, а сзади слышался вой — отчаянный, полный злобы. Время исчезло, сгинуло, остались лишь пыльная тропа, серые скалы по бокам и низкое небо. Дорога начала горбиться, дрожать, под ноги рванулись тонкие трещины, но они шли, и с каждым шагом Згур чувствовал, как прибывают силы. Они дойдут! Они должны дойти! Иначе зачем все это?

Потом исчезла и тропа. Вокруг клубилась холодная вязкая тьма, ноги стали скользить, холод подступил к сердцу. Но вот где-то далеко, словно на краю земли, мелькнул слабый серебристый отсвет. Згур остановился, поднял руку:

— Туда! Нам туда!

Улада кивнула, провела ладонью по неровным опаленным волосам.

— Згур! Чего ты хочешь?

— Потом! — заторопился он, но Улада покачала головой:

— Погоди! Зачем ты меня спасаешь? Тебе не нужно серебро, не нужна моя любовь. Значит… Значит, тебе нужна моя жизнь? Тогда почему ты пришел за мной?

Згур взглянул на мерцающий серебристый огонек. Там была жизнь. Его — и Улады.

— Ты поймешь…

Он взял девушку за руку, и они двинулись сквозь клубящуюся мглу. Серебристый огонек рос, превращаясь в огромные светящиеся ворота. Мгла начала редеть, словно сила, не пускавшая их, признала свое поражение. Над головой загорелся серебристый свод, в лицо ударил рой горящих снежинок — и Згур внезапно почувствовал, что он вновь может дышать…

— Згур!Згур!

Он открыл глаза. Вокруг была ночь, неподалеку алели угли умирающего костра, а рядом с ним сидела Ластивка. На девочке вновь было простое белое платье, и только бубен, лежавший на ее коленях, напоминал о том, что случившееся — не сон.

— Пойду. Очень устала. Она спит…

Он кивнул и попытался встать. Тело ныло, кровь стучала в висках, но он был жив. Улада, укрытая плащом, тихо вздыхала во сне, ее ладонь была теплой и влажной.