Грэм Макнилл - Мстительный дух

Русс резко вскинул голову, и его верхняя губа приподнялась, обнажив зубы, как у животного, почуявшего опасность.

— Он здесь.

Малкадор взглянул в долину и увидел одинокую фигурку, поднимающуюся на мост Сигиллита далеко внизу. На таком расстоянии она была немногим больше серо-стального пятнышка на белом фоне утесов, однако ее осанка не оставляла места для сомнений.

Русс поднялся на ноги, глядя на приближение далекой фигуры так, будто это раненый пес, который в любой момент может броситься на хозяина.

— Итак, это Гарвель Локен, — произнес Волчий Король.

С появлением криоцилиндров Купол Возрождения заполнился мерцающим флюоресцентным светом, и Аксиманд ощутил небезосновательную тревогу при виде тех, кто был жив, но должен был быть мертв. Мысль вызывала воспоминание о сне, недослышанное эхо чего-то, что следовало забыть.

— Кто они? — спросил Мортарион, смертельная бледность которого стала еще более трупной в свечении жизнеподдерживающих машин Мавзолитики.

— Величайшее сокровище Двелла, — отозвался Гор. Фулгрим двинулся среди подвешенных цилиндров, его противоестественная плоть кожисто поскрипывала о битое стекло. — Тысяча поколений его лучших умов, навеки удержанных на пороге смерти в последний миг жизни.

Гор подал Аксиманду знак выйти вперед, и тот занял место по правую руку от Магистра Войны. Гор положил ему на наплечник свою когтистую перчатку.

— Вот Аксиманд, который руководил захватом округа Мавзолитика, — с гордостью произнес Гор. — Он сам немало заплатил за это.

Фулгрим повернулся к Аксиманду, и тот увидел, что преображение Фениксийца зашло гораздо дальше физической трансформации. В Фулгриме буйно расцвел тот нарциссизм, который, как всегда подозревал Маленький Гор, лежал в основе навязчивого стремления Детей Императора к совершенству. Ничто из сказанного им нельзя было принимать за чистую монету, и Аксиманд задумался, не доверие ли к Фулгриму привело Пертурабо к падению. Гор ведь наверняка не совершит подобной ошибки?

— Твое лицо, — произнес Фениксиец. — Что с ним случилось?

— Проявил беспечность рядом с клинком с Медузы.

Фулгрим протянул одну из верхних рук и взял Аксиманда за подбородок, повертев его голову из стороны в сторону. Прикосновение отталкивало и опьяняло.

— Лицо целиком срезало одним ударом, — сказал Фулгрим с завистливым восхищением. — Каково это было?

— Болезненно.

— Люций бы одобрил, — заметил Фулгрим. — Но тебе не следовало возвращать его на место. Только представь блаженство от боли каждый раз, когда надеваешь шлем. И нет ничего плохого в том, что ты стал бы меньше похож на моего брата.

Фениксиец двинулся дальше, и Аксиманд ощутил странную смесь облегчения и сожаления, что примарх более к нему не прикасается.

— Так ты говоришь с ними? — спросил Мортарион, изучая механизмы управления криоцилиндром. Техноадепт возле него повалился на колени, обделавшись и рыдая от ужаса.

Магистр Войны кивнул.

— Все, что знали эти люди, сохранено и перемешано с сотнями летописцев и итераторов, которые прибыли на этот мир после того, как Жиллиман вернул его в Империум.

— И что же они говорят?

Гор направился к мягко светящемся цилиндру, в котором навзничь лежало тело пожилого мужчины. Морниваль двинулся следом, и Аксиманд увидел, что оно завернуто в красно-золотое знамя с аквилой, а судя по чертам лица, человек происходил родом не с Двелла.

— Они пытаются ничего не говорить, — ухмыльнулся Гор. — Им не по вкусу, как изменилась Галактика. Они вопят и беснуются, стараясь не дать мне расслышать то, чего я хочу, однако они не в силах кричать постоянно.

Фулгрим обвил механизмы цилиндра змеиной нижней частью своего тела, приподнялся и уставился сквозь заиндевевшее стекло.

— Я знаю этого человека, — произнес он, и Аксиманд понял, что тоже узнал того, представив законсервированное лицо таким, каким оно было почти два столетия назад, когда его владелец высадился на борт «Мстительного духа».

— Артис Варфелл, — сказал Гор. — Его итерации в конце Единения внесли решающий вклад в умиротворение Солнечной системы. А его монографии о преимуществах, которые дает в долгосрочной перспективе внедрение в туземные культуры агентов- адвокатов перед прелюдией к согласию, стали обязательны к прочтению.

— Что он здесь делает? — спросил Мортарион.

— Варфелл входил в экспедиционные силы Тринадцатого, когда они добрались до этого мира, — произнес Гор. — Робаут очень хвалил его за бескровное воссоединение Двелла с Империумом. Однако вскоре после приведения к согласию сердце старика, наконец, начало отвергать омолаживающие процедуры, и он предпочел не продолжать их, а быть помещенным в Мавзолитику. Ему понравилась идея стать частью общей памяти целого мира.

— Это он тебе рассказал?

— В конце концов, — отозвался Гор. — Мертвые нелегко расстаются со своими тайнами, но я спрашивал без деликатности.

— И что же мертвецы этой планеты знают о богах и их роке? — требовательно спросил Фулгрим.

— Больше, чем мы с тобой, — сказал Гор.

— Что это значит?

Гор прошелся между рядами криоцилиндров, притрагиваясь к некоторым из них и на мгновение останавливаясь, чтобы взглянуть на их светящихся обитателей. На ходу он заговорил, как будто пересказывая нечто несущественное, однако Аксиманд видел, что за натренированной беззаботностью скрывается важная суть.

— Я прибыл на Двелл, так как недавно узнал, что в моей памяти есть несколько пробелов: пустот там, где должны быть безупречные воспоминания.

— Чего ты не мог вспомнить? — поинтересовался Фулгрим.

— Я даже не знаю, что это, если не глупый вопрос, — проворчал Мортарион, издав звук, который мог означать смешок.

Фулгрим рассерженно зашипел, но Повелитель Смерти не обратил внимания.

— Разумеется, десятки лет назад я читал хронику Великого крестового похода, касающуюся Двелла, — продолжил Гор, — но выбросил ее из головы до того, как произошло какое-либо противоречие. Однако когда я послал Семнадцатый на Калт, Робаут говорил о великой библиотеке, которую соорудил его верховный эпистолярий. Он утверждал, что это сокровищница знаний, соперничающая с Мавзолитикой Двелла и ее огромным хранилищем мертвых.

— Так ты явился на Двелл узнать, сможешь ли заполнить пустоты в памяти? — спросил Фулгрим.

— В некотором роде, — согласился Гор, возвращаясь туда, откуда начал круг около цилиндров. — Все мужчины и женщины, помещенные сюда за тысячелетия, стали частью общего сознания, мировой памяти, которая содержит все усвоенное каждым из индивидуумов от первой большой диаспоры до настоящего времени.

— Впечатляет, — признал Мортарион.